Как работает мозг - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Пинкер cтр.№ 164

Нация Вудстока была не первой утопической мечтой, разбившейся вдребезги. Общины свободной любви в Америке XIX века развалились из-за ревности и недовольства обоих полов стремлением лидеров иметь большое число молодых любовниц. Социалистические утопии XX века превратились в репрессивные империи, во главе которых стояли люди, коллекционирующие «Кадиллаки» и окруженные наложницами. Антропологическая наука видела, как один за другим райские острова южных морей оказывались царствами варварства и порока. Маргарет Мид писала, что бесстрастное отношение к сексу сделало жителей Самоа удовлетворенными и несклонными к преступности – а оказалось, что мальчики там обучали друг друга умению насиловать. Она называла арапешей «кроткими» – а они оказались охотниками за головами. Она писала, что у чамбули половые роли обратны нашим, потому что мужчины используют макияж и завивают волосы. На самом деле эти мужчины избивали своих жен, уничтожали соседние племена и считали убийство знаменательным событием в жизни молодого человека, дающим ему право наносить на лицо раскраску – ту самую, которую Маргарет Мид сочла женственной ^[481].

В книге «Человеческие универсалии» антрополог Дональд Браун собрал черты, которые, насколько нам известно, обнаруживаются во всех человеческих культурах. Это престиж и социальный статус, неравномерное распределение власти и богатства, собственность, наследование, взаимность, наказание, стыдливость, сексуальные нормы, сексуальная ревность, предпочтение мужчинами молодых женщин в качестве сексуальных партнеров, разделение труда по половому признаку (в том числе отведение ухода за детьми женщинам, а большей роли в общественных и политических вопросах – мужчинам), враждебность по отношению к другим группам, конфликты внутри группы, в том числе жестокость, насилие и убийство ^[482]. Этот список не удивит вас, если вы знакомы с историей, современными событиями в мире или литературой. В международной художественной литературе и драматургии не так уж много сюжетов, и ученый Жорж Польти утверждал, что ему удалось составить исчерпывающий список. Более 80 % сюжетов определяются наличием противника (зачастую совершающего убийство), трагедиями родства или любви, или и того и другого ^[483]. В реальном мире наша история жизни по большей части тоже представляет собой истории конфликтов: обиды, вины, соперничества со стороны родителей, братьев, детей, супругов, возлюбленных, друзей и конкурентов.

Эта глава посвящена психологии социальных отношений. Что бы там ни говорили про век Водолея, это означает, что она будет по большей части о врожденных мотивах, которые заставляют нас конфликтовать друг с другом. Учитывая, что наш мозг был сформирован в ходе естественного отбора, едва ли может быть иначе. Естественный отбор стимулируется соперничеством генов за то, чтобы быть представленными в следующем поколении. Репродукция приводит к геометрическому увеличению количества потомков, а на планете с ограниченной территорией далеко не каждый организм, выживший в одном поколении, может иметь потомков на протяжении еще нескольких поколений. Следовательно, организмы размножаются, в определенном смысле, за счет друг друга. Если один организм съедает рыбу, эту рыбу уже не сможет съесть другой организм. А если один организм спаривается со вторым, он лишает третий организм возможности произвести потомство. Все, кто живет на Земле сегодня, являются потомками миллионов поколений предков, которые жили в этих условиях, но, тем не менее, оказались способны произвести потомство. Это означает, что все живущие сегодня люди обязаны своим существованием тому, что их предки были победителями, и все они созданы для того, чтобы соперничать – по крайней мере, в определенных обстоятельствах ^[484].

Это не значит, что люди (или любые другие животные) носят внутри себя врожденное стремление к агрессии, от которого необходимо освобождаться, неосознанное желание смерти, ненасытное половое влечение, инстинкт защиты своей территории, жажду крови или другие безжалостные инстинкты, которые часто ошибочно приравнивают к дарвинизму. В фильме «Крестный отец» Соллоццо говорит Тому Хагену: «Я не люблю насилие, Том. Я бизнесмен. Кровь – непозволительная роскошь». Даже в условиях самой жесткой конкуренции разумное существо должно быть стратегом, должно оценивать, что лучше всего соответствует его целям: отступить, примириться или жить и дать жить другим. Как я объяснил в главе 5, соперничать и погибать должны гены, а не организмы; иногда лучшей стратегией для генов является создание организмов, которые сотрудничают друг с другом и – да, даже улыбаются своему брату и любят друг друга. Естественный отбор не исключает сотрудничества и великодушия – он просто делает их сложными техническими проблемами наподобие стереоскопического зрения. Сложность создания организма, способного видеть в стереоизображении, не помещало естественному отбору снабдить стереозрением людей, однако мы никогда не смогли бы понять стереоскопическое зрение, если бы считали, что оно просто было бесплатным приложением к паре глаз, и не попытались бы обнаружить сложные нейронные программы, которые его осуществляют. Аналогичным образом сложность построения организма, способного сотрудничать с другими и проявлять великодушие, не помешало естественному отбору снабдить людей способностью к сотрудничеству и великодушию, но мы никогда бы не смогли понять эти качества, если бы считали, что они являются бесплатным приложением к проживанию в группах. Бортовой компьютер любого общественного животного (а тем более человека) должен выполнять сложнейшие программы, позволяющие оценивать имеющиеся возможности и риски и в соответствии с этим выбирать между соперничеством и сотрудничеством.

Конфликт интересов между представителями одного и того же вида также, вопреки опасениям многих журналистов и социологов, не означает, что нужно придерживаться консервативной политической программы. Некоторых волнует, что если наши мотивы заставляют нас конфликтовать с другими, эксплуатация и насилие будут морально оправданными; а поскольку эти явления предосудительны, было бы нежелательно, чтобы конфликт был заложен в нашей природе. Эта аргументация, конечно же, ошибочна: никто не говорит, что природа должна быть доброй, а то, что люди хотят делать, совсем не обязательно совпадает с тем, что они должны делать с точки зрения нравственности. Других беспокоит, что если конфликт мотивов неизбежен, было бы тщетным пытаться предотвратить насилие и эксплуатацию; то общественное устройство, которое у нас есть сейчас, пожалуй, лучшее, на что мы можем рассчитывать. Этот вывод, однако, тоже нелогичен. В современных западных странах количество убийств варьируется от 0,5 на миллион человек в год (в Исландии в первой половине XX века) до 10 (в большинстве европейских стран на сегодняшний день), 25 (в Канаде) и 100 (в США и Бразилии). Вместо того чтобы теоретизировать о том, возможно ли вообще сократить уровень убийств до нуля, можно предпринять множество практических шагов, которые способны на деле сократить уровень убийств. Более того, есть множество способов уменьшить конфликтность помимо того, чтобы мечтать о золотом веке всеобщей любви. В любом обществе люди не только совершают преступления, но и сожалеют о них. Повсеместно люди предпринимают разные меры, чтобы сократить количество вооруженных столкновений: санкции, компенсации, цензуру, посредничество, остракизм, законодательство ^[485].