Земной зал мне, впрочем, понравился. Зверье вокруг нас бродило невиданное, но сразу ясно, что неопасное. С чего бы биомеханическим чудищам пробовать нас на зуб? Разве что император мог бы для потехи настроить их потрошить гостей, однако никто из нас ни разу не слышал, что он душегуб. Значит, просто экскурсию проводит. Захотелось ему. А я, собственно, и не против: иду себе, головой верчу, дивлюсь. Забыл даже, что в присутствии императора нельзя держать руки в карманах, – и не вспомнил бы, не хлопни меня Ипат пониже спины. Ну ладно, ладно, не буду…
На мосту через океан дамы заахали, когда из воды вылезло что-то громоздкое, в чем я не сразу опознал морду невиданной рыбины, и заспешили к другому континенту, а я остался посмотреть, не вылезет ли еще что-нибудь интересное. Ну вот не понял я, что самое-то интересное происходило сейчас не на мосту, а на континенте!
Уж не знаю, что Ной нашептал Ипату в ухо, а только тот вдруг взял руками Ноя за щиколотки, поднял без особых усилий и поставил ступнями себе на плечи. Когда я это заметил, то поначалу не поверил глазам, решил – галлюцинация. Картина вышла та еще: Ной высится над остальными, как памятник на мощном пьедестале, Ипат придерживает его за икры, чтобы тот не сверзился вниз, а император растерялся и на всякий случай отшагнул назад от этих психов. Я рванул к двум дуракам что есть духу. Мчусь по твердой пустоте и думаю: тяжелый случай, императору стоит только вякнуть – тотчас охрана набежит, начнет прикручивать нам локти к затылкам…
Не успел он вякнуть, потому что Ной вдруг как заорет:
– Да это же наша Зябь! Ну точно, она и есть!..
Ипат попытался подпрыгнуть, чтобы тоже увидеть то, что увидел Ной, от чего тот все-таки свалился вниз и, наверное, покалечился бы, да Ипат успел его подхватить. А Ной забыл весь политес и знай себе орет во весь голос:
– Очертания материков – ну как у нас! И океаны точно такие же!..
Почему он решил, что такие же, я не сразу понял. Сначала думал: врет, причем глупо врет. Потом догадался: когда в начале нашей миссии мы только-только взлетели с Зяби, он поглядел на планету со стороны и все запомнил. Толковый жулик должен иметь прекрасную память, а карточный шулер и подавно, это у них профессиональное.
Я даже позавидовал Ною: сам-то я не так давно возвращался на Зябь, а запомнить очертания материков, как они выглядят с орбиты, и не подумал. В общем-то все правильно: я угонщик, ну и просто гонщик, а жуликом мне не стать, нечего и стараться.
– Вон там! – кричал Ной, указывая рукой за океан. – Вон где мы живем! А вокруг – и там, и вон там, и тут – Дурные земли… Это Зябь!
Император отступил еще на шаг и выразил на лице сомнение.
– Вы утверждаете, что ваша планета – Земля Изначальная? Это серьезное заявление. К счастью, проверить его вовсе не трудно…
Потом он сам сознался: лучше ему было не произносить этих слов и выпроводить нас с позором как дешевых шарлатанов, а потом уже действовать втихую… Да ведь многие люди сильны задним умом, а император не человек, что ли?
То-то, что человек. А чем отличается человек от любой квазиживой штуковины, скажем, от космического корабля?
Его легко прихлопнуть, вот чем. Главное отличие как раз в этом.
Ной поорал немного, и я был готов поклясться, что он нарочно изображает перед монархом этакого восторженного идиота, а потом он опомнился, сконфузился и очень натурально покраснел. Артист, настоящий артист! Я бы так не сумел, да и не стал бы, а этому поставить себя в неловкое и смешное положение – раз плюнуть. Если это надо для его плана, конечно.
А потом заорали все. Разом.
Шагах в тридцати от нас два зверя, похожих на крупных волосатых быков, вдруг начали рыть копытами лужайку и остервенело бодать друг друга. Из леса грузной рысью выбежало высокое животное с горбатым носом и здоровенными рогами, каждый из которых смахивал на растопыренную пятерню, и направилось было к нам, но притормозило, окруженное четырьмя серыми зверями куда меньших размеров. Эти напоминали наших зябианских собак, но не хотел бы я повстречаться с такой собачкой нос к носу!
Ну ладно, эти-то были заняты друг другом, зато из того же леса выбежало нечто серовато-бурое, толстое и косматое. Двигалось оно косолапо, но быстро, и, главное, направилось прямиком к нам. Вот тут-то мы и заголосили, причем каждый свое.
– Техник! – с неожиданной силой гаркнул император. – Дворецкий! Охрана!..
Прочие орали кто во что горазд, и я, кажется, тоже. Толку от нашего ора было столько же, сколько от императорского, то есть вообще никакого.
– Спасайтесь – гаркнул вдруг император. – В Европу, в Европу!..
Я не знал, где это, но император показал нам пример, очень быстро побежав через океан по прозрачному мосту. Ной кинулся следом, за ним Семирамида, потом я…
Да-да, и я тоже. Однако пробежал несколько шагов и вернулся, потому что Илона отчаянно закричала: «Ипат!» То ли у дарианки ноги отнялись, то ли она не могла поверить, что есть на свете такие существа, что попадись им – разорвут на части. И плевать, что тут они не живые, а биомеханические…
– Они запаниковали! – кричал император, резво перебирая ногами. – Они готовы на все!
По-моему, это он запаниковал. Ну, может, еще Ной и Семирамида, но не Ипат и не я. Ипат не двинулся с места, только заслонил собой Илону, а мне паниковать было некогда: нужно было успеть добежать до ближайшего дерева и залезть на него, прежде чем зверюга доберется до меня. Я успел и с дерева видел, как Ипат сначала побагровел и засучил правый рукав, а потом раздался тупой звук удара, и зверь замотал башкой. Он проскочил мимо отпрянувших Ипата и Илоны, потому что остановил бы его разве что удар тяжелого бревна, а не человеческого кулака. Илона взвизгнула. Зверь крутнулся на месте и встал на короткие задние лапы. Ипат плюнул в горсть, крякнул и, подпрыгнув, чтобы наверняка достать, заехал зверю в челюсть. Тот лязгнул клыками и заревел. Нехороший был рев, от боли так не ревут. Это был рев оскорбленной силы, означавший только одно: кто не спрятался, я не виноват!
Я был занят: сначала нашептал кое-что штучке, а потом, найдя сухой сук, пытался сломать его, потому что дубинка в таком деле совсем не помешала бы. Черт, сук был слишком толст! Я повис на нем, жалея, что весу во мне немного, подергался и все-таки отломил. А когда упал – на ноги, конечно, потому что не дурак же я падать на голову, – увидел, что битва в самом разгаре. Зверь по-прежнему топтался на задних лапах, утробно рычал и пытался сцапать Ипата когтистыми передними лапами. Коготки на них были – ой-ой! Ипат прыгал с необычайным проворством, хакал, молотил по воздуху кулаками, порой даже задевая зверя, да что тому кулаки? А Илона не бежала прочь, как ей следовало бы поступить, а тоже крутилась вокруг зверя, пытаясь отвлечь его визгом. Вот ведь натура! Одно слово – дарианка.
Доводить дубинку до ума мне было некогда. Забежав сзади, я размахнулся тем, что было, и приложил зверя по шее. Зверь рявкнул, опустился на четыре лапы, повернулся ко мне – и я уже не жалел, что во мне нет лишнего веса, потому что как бы я тогда совершил такой безумный прыжок-кувырок? Я и при своем-то весе не возьмусь повторить его.