Узют-каны - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Стрельцов cтр.№ 98

Потом они опять шагали, шли долго, блуждая в потёмках, наталкивались на деревья и запинались. Он падал, вставал, опять плёлся. Бестолково болтался на шее автомат, в больное плечо вдавился рюкзак. Когда звёзды обильно высыпали на небо, потеряв часть собратьев в вязких тучах, достигли родника и расположились на ночлег. Скоро разгорелся костёр, благо за ветками далеко ходить не надо, лес под рукой. Ели что-то – не то рыбу, не то колбасу. Шурику было всё равно, да и осязание у него пропало. Не чувствовался вкус, и он приписал это усталости. Балагур кормил связанного Ивана, а тот плевался, называл всех скотами. Разговор выплывал из пустующей гулкости, и Сашка меланхолично отвечал на заданные ему вопросы.

– Ночь-то какая! – вздыхал Молчун, поджаривая над костром кусок хлеба на прутике. – Чего же, паря, гитару не взял? Спел бы хоть.

– Не взял, – отозвался Шурик.

– А ты ещё за золото агитировал! И сроду там такого не было.

– Не было, – кивнул он.

– Как же он тебя против нас настроил? – не унимался Балагур. – Что говорил?

– Жалко, раньше всех не хлопнул, – скрежетал зубами лейтенант.

– Он говорил, что ты – гомик, – неуверенно мямлил Сашка, – она – проститутка, он – садист и убийца…

– Ещё что ли ему по яйцам пнуть? – сжала губы Маруся.

– Так, сволочь ты эдакая, – расстроился Балагур. – Я за это время ещё ни разу не выражался, хотя все вокруг только этим и занимаются. Но терпению есть пределы. Ну, с чего ты взял, что я из нетрадиционных?

Иван ехидно обвёл взглядом компанию. Молчун хрустел поджаренным хлебцем и отмахивался от комаров. Маруся, пристроившись рядом с ним, решительно и нервно выпускала колечками сигаретный дым. Балагур спрашивал, склонившись. Бортовский скопил слюну и плюнул, пытаясь попасть в круглое, наклоненное лицо, но Борис отпрянул, и плевок опустился на колено. Рассматривая его на своей ноге и понимая невозможность даже вытереть, Иван яростно подёргал закрученные за спиной запястья и выплеснул:

– Потому что ты – свинья жирная! Что я мог подумать, когда прочитал в досье, что четырнадцать лет живёшь один, не встречаешься с бабами, а в гости приглашаешь мужиков? Съел? Развяжи меня, слышишь? Жирный! Хуже будет!

Борис как-то обмяк, сразу осунулся и отсел от заходящегося в злобе Ивана.

– Эх, Маша, жаль, что всю водку выпили, – печально уставился в огонь, словно различал там нечто, только ему видимое.

– Как же так? – нашёлся Молчун. – Ты развёлся, что ли? В санатории всё время про жену говорил, девчонок хвалил своих, двойняшек. Или сочинял? Что стряслось?

– Шёл самосвал, – Балагур смотрел в костёр и чувствовал, как слёзы непроизвольно выкатывались из уголков глаз. – За рулем сидел пьяный водила. Шёл самосвал и наехал на автобусную остановку. Погибло десять человек.

– А ты здесь причём? – не поняла Маруся.

– В это время Кэт, моя жена, поехала на работу, а девчат повела в школу. Они ждали автобус, – еле слышно добавил он.

Потрескивал сучьями огонь, Шурик дремал, уткнувшись здоровой щекой в прохладную траву. Ничего не изменилось в мире. Всё так же шумели кучерявые деревья, перекликаясь зеленоволосыми русалками. Умирала хвоя на лиственнице, гнила на болоте осока. Зудели непоседы комары. Вечно холодные звёзды поклонялись императору-полумесяцу. Ничего не происходило на свете. Всё случилось четырнадцать лет назад, когда сразу три гроба опустили в мёрзлую, недружелюбную землю. Ей было тридцать восемь, как номер квартиры напротив, им – на три десятка меньше. Недавно Молчун спросил, сколько им лет сейчас. Хотелось ответить – они уже в институте. Но он не соврал. Им всегда останется столько, сколько было, когда они ждали автобус, как обычно, ссорясь, и ябедничая друг на друга. Кэт устало улыбалась, думала: не забыла ли посолить вермишель, тревожно вглядываясь в автостраду, ожидая привычный двадцать девятый. Что-то задерживается, опять опоздает на работу, а девчата – на урок русского языка. Представляла, как вновь придётся краснеть, проходя мимо вахтёра.

Холодный октябрьский ветер согревался её дыханием. В последнюю минуту, услышав крик и почувствовав толчок в спину, упала, как крыльями, прикрывая полами светлого плаща, что он купил ей на последнюю зарплату, завизжавших Олю и Люду. Кто из них был справа, кто – слева? Бориса до сих пор мучила неопределённость: возможно, похоронены они были перепутанными, не под своим именем. А ещё она обернулась и посмотрела в глаза смерти, до того как тяжёлое колесо опустилось на её спину и лицо, смяв, разжевав прекрасные тонкие черты княгини, превратив голову в волосы, волосы, волосы, которые он так любил перебирать, пропуская сквозь пальцы… А он – умиротворённо умывался после сна, предвкушая завтрак из вермишели и домашних котлет, полагая, что на свете ничего не случилось…

Тем циничнее прозвучал вопрос Молчуна:

– Скажи, когда мы отправлялись в тайгу, ты видел их? Слышал их голоса?

– Какая разница? Ну, слышал! Снились они мне, укоряли. Как будто что-то не сделал…. Мог же всё предотвратить! Это я! Понимаете, я должен был вести девчонок в школу! И тогда Кэт уехала бы позже. А я поленился, проспал…

– Успокойся, – попытался дотронуться до него Маруся.

– Не надо меня трогать! – он сжал лицо ладонями, загребая пальцами глубокие морщины на лбу. – Какая теперь разница? Их не вернуть.

– А ты хотел бы, чтобы они вернулись? Мёртвые? – закурил Молчун.

– Ну зачем ты? Чего в душу лезешь? Слышал я голоса! И успокойся! И Спортсмена жидким видел! Что с того? Опять свои теории насчёт телепатии богу? Да где он, твой бог?! Мы сидим тут непонятно для чего. Ничего не нашли: ни золото, ни лекарство, ни людей. Меня чуть два раза не подстрелили. Зачем? Так бог захотел? Мы так захотели? И не черти нас искушали, а вон они, – Борис махнул на прикемарившего Бортовского. – Где он был, бог, когда… мои девочки… Пьяный водила – вот кто стал моим богом и чёртом. За что мне это? За что?

– Потому что хочешь, чтобы они вернулись, – жестко приговорил Молчун. – И они вернутся, если так пойдёт дальше. Разве ты не видишь, что получается? Нас читают, как книги. Говорят нам то, о чём мы думаем или даже боимся думать. То, что глубоко внутри. В подсознании, если хочешь. Оживают мёртвые, их рубят на куски. Вертолёт должен был взорваться ещё в небе, а стоит целехонький. Загадки необъяснимы. Но пока они есть, надо их решать, сопротивляться, жить.

– Не хочу! Не желаю ничего понимать. Отойди, Маша. Не трогай меня. Вот посмотри на него – ни перед чем не останавливается. Ни перед горем, ни перед страданиями. Помешался на своей идее. А я знаю, что он хочет сказать. Банальность, типа – всё предопределено. Кем? Кто он – определяльщик? С такой теорией, конечно, людей очень просто кишлаками взрывать.

– Перестаньте! Чего вцепился? – вмешалась Маруся. – Не можете спокойно поговорить?

– Хорошо. Поговорим спокойно, – Балагур раскраснелся. – Значит, господин молчальник, вы верите в бога и, как следствие, принимаете на веру потусторонние силы и все подобные сказочки, включая вампиров?