– «Доминик Тейлор».
– Доминик Тейлор. Вы знаете, кто такой Доминик Тейлор, мистер Фрейзер?
– Да…
– К сведению присяжных: Доминик Тейлор – помощник закупщика компании «Эплтон». И поскольку он занимает настолько низкую позицию, маловероятно, что Мина Эплтон хотя бы видела этот факс, однако вы утверждаете, что его прислала она.
– Он все равно пришел от нее, она знала о нем. Никто ничего не делал без ее распоряжения.
Я почувствовала сырость под коленками, внутри нейлоновой оболочки.
– А этот контракт, мистер Фрейзер, который вы представили в качестве доказательства. – Адвокат поднял его. – Два жалких листа бумаги четвертого формата, многократно сложенных, с едва различимыми подписями. Это не контракт. Это список пожеланий, мистер Фрейзер. Мой восьмилетний сын мог бы смастерить такой документ на своем компьютере. Подделать подпись миссис Эплтон легко – достаточно только заполучить экземпляр одной из ее кулинарных книг с автографом. И еще, разве не удобно, что эта копия нашлась уже после смерти вашего отца, когда он не мог подтвердить ее подлинность? Так что нам приходится верить вам на слово, мистер Фрейзер.
В голосе Дугласа Рокуэлла слышалась противно-елейная напевность. Наглая уверенность местного задиры.
– Истина, мистер Фрейзер, заключается в следующем: нет свидетельств тому, что Мина Эплтон имела какое-либо отношение к этому факсу или что она хотя бы подписывала контракт с вами. И нет ни единой копии, кроме нечитабельного обрывка, который вы представили как доказательство.
– Она все равно знала – это она так решила. Вы просто все извратили…
Клиффорд Фрейзер растерял все слова, а я вонзила ноготь в мясистое основание большого пальца. И уставилась на идеально ровный полумесяц, вырезанный на собственной коже, потому что смотреть на свидетеля не могла.
– Мистер Фрейзер, вы ведь ни разу не встречались с Миной Эплтон официально, верно? Ваш единственный контакт с ней состоялся на церемонии памяти ее отца, если не ошибаюсь?
Он кивнул.
– Будьте добры ответить на вопрос, мистер Фрейзер. – Судья Бересфорд продемонстрировал редкую для него вспышку раздражительности.
– Да. Лорд Эплтон обычно лично навещал своих поставщиков. Но она никогда не удосуживалась.
– Стало быть, вы познакомились с ней на церемонии памяти ее отца. Но вас ведь не приглашали, так? В списке приглашенных значился ваш отец Джон. Однако вы все равно явились туда, будучи незваным гостем, да еще навеселе, явились на церемонию памяти человека, к которому, как уверяли нас, вы относились с уважением. По сути дела, вы были настолько пьяны, что вас пришлось выводить из здания после того, как ваше поведение стало оскорбительным и агрессивным. Было такое?
– Нет.
– Вас не пришлось выводить?
– Я был расстроен.
– Вы были расстроены. Вечер был посвящен памяти отца Мины Эплтон, а вы так расстроились, что повели себя агрессивно, и мистер Эндрю Уэбстер, муж миссис Эплтон, был вынужден вас сдерживать. Имеются свидетельские показания от сотрудников музея, присутствовавших на церемонии в тот вечер. Все они согласились подтвердить свои показания в суде, если бы обвинение сочло необходимым их вызвать. Но их не вызвали. Я хотел бы зачитать отрывок из одного такого показания. – Он повернулся к присяжным. – Его дал мистер Ангус Каткарт, хранитель картинной галереи Собрания Уоллеса: полагаю, оно дает некоторое представление о том, как вел себя мистер Фрейзер тем вечером.
«…мужу миссис Эплтон, Энди Уэбстеру, пришлось защищать свою жену, когда он [Клиффорд Фрейзер] попытался схватить и толкнуть ее. Он был сильно пьян, мы просили его уйти, но он отказывался. Секретарь миссис Эплтон вызвала ему такси, мы были вынуждены помочь ей вывести его из здания».
– К счастью, в тот вечер вы добрались домой благополучно, ведь правда же, мистер Фрейзер? Доехали до самого Кента на такси за счет миссис Эплтон. Да, перед самым уходом с вечера, посвященного памяти ее отца, миссис Эплтон попросила своего секретаря посадить вас в такси и отправить домой. Так или нет, мистер Фрейзер?
Мистер Рокуэлл был настолько убедителен, что если бы я не присутствовала на том вечере памяти лично, то поверила бы нарисованной им картине.
– Нет. Все было не так.
– Возможно, вас подводит память. Вы пили сегодня утром, мистер Фрейзер?
Кто знает, пил ли Клиффорд Фрейзер тем утром? Услышав этот вопрос, он покраснел, и присяжным этого хватило, чтобы подумать: да, вполне возможно. Если он и выпил, я его не виню, я сама приняла две таблетки вместе с бутербродом на обед, чтобы слегка приглушить тревогу. От лекарств в моей голове опять возник приятный туман, все происходящее я видела и слышала словно издалека.
– С чем мы можем согласиться, мистер Фрейзер, так это с тем, что вы злились на Мину Эплтон. Вы считали своим долгом свести с ней счеты. Для ведения бизнеса вам требовалась земля, а ее пришлось продать, вот вы и занялись поиском виноватых. Когда к вам обратились из газеты, вы были только рады рассказать все, что хотелось услышать журналистам. Разве не так, мистер Фрейзер?
– Нет.
– Мина Эплтон не разрывала контракта с вами, потому что никакого контракта с вами не существовало.
В коробке, увезенной из архива, я видела бумаги, похожие на контракты. Но Дуглас Рокуэлл сочинял настолько правдоподобно, что я разрешила себе поверить ему.
– С тех пор, как Мина Эплтон унаследовала бизнес своей семьи, ей удалось превратить «Эплтон» в одну из ведущих сетей супермаркетов страны, чем ее покойный отец наверняка мог бы гордиться. Связанные с семейным бизнесом тревоги вашего отца, мистер Фрейзер, – человека, который успешно управлял фермой долгие годы, – вполне понятны и объяснимы, но я полагаю, что они имеют отношение скорее к вашим методам ведения бизнеса, чем к Мине Эплтон. Больше вопросов нет, Ваша честь.
Пальцы Мины порхали по клавиатуре элегантно, как у пианистки. Не знаю, зачем она записывала каждое слово. В этом не было необходимости. Для этого в зале суда работала стенографистка. Однако Мина ловила слова, как прожорливая лягушка ловит языком мух, скармливала их ноутбуку и упивалась крахом Клиффорда Фрейзера.
32
На записях с камер видеонаблюдения даже самые безобидные поступки могут выглядеть подозрительно. Смутные черно-белые изображения с нечеткими контурами. Прячущиеся, крадущиеся фигуры, которые кажутся виновными во всех грехах лишь из-за того, что за ними тайно наблюдают, замирают на экране, после чего их заставляют двигаться еще и еще раз. Адвокат-барристер обвинения мистер Джеймс Мейтленд постарался, чтобы присяжные ничего не пропустили.
Черная «Ауди» – автомобиль Мины Эплтон для деловых поездок, с мистером Сантини за рулем – въезжает на заправку. Дэвид Сантини выходит из машины, берет из автомата пару одноразовых перчаток и заправляет машину, отвернувшись от камеры. Потом возвращает на место заправочный пистолет, снимает перчатки, бросает их в мусорный бак и садится в машину.