– Ку-ку! – сказала я. – Вот вы где! – И тронула ее за локоть.
– Нет! – завизжала Мако. – Нет! Ни за что! Не трогай!
Старая дама поволокла меня по коридору и втолкнула в весьма неприглядную комнату, которую я до сих пор не видела.
– Покажи руки! – приказала она.
Я показала.
И услыхала легкий свист воздуха – в мою кожу впилась ее трость. Трость отскочила вверх и снова опустилась. На третий раз я убрала руки.
– Нет, нет! – отрезала старая дама. – Нужно три раза.
В слезах, я вытянула руки, и трость тотчас донесла до меня свое внушение. Я не была достаточно взрослой для телесного наказания. Возможно, мой малый рост их смущал.
– В следующий раз будет десять. Ты не имеешь права дотрагиваться. Повторяю: не дотрагивайся!
– Я не дотрагиваюсь.
И я отвернулась. За мной стояла Елизавета. Она все это время была здесь.
– Это я должна говорить «ку-ку», а не ты! – заявила она. – И игра в прятки должна длиться не меньше получаса, ты неправильно играешь.
– Да, – подхватила Мако, – мы должны повзрослеть. Мы все должны повзрослеть.
На следующий день мы принялись за работу. Я положила перед Елизаветой лист бумаги. Она взяла карандаш. Могу сказать, что душевная близость между нами испарилась. Первым делом мне стало ясно, что мадам Елизавета ничего не смыслит в анатомии. К примеру, сердце, самый шумный внутренний орган, а потом и легко обнаруживаемый, по ее мнению – несомненно, сформированному многими недостоверными религиозными картинами, – располагался ровно посредине грудины. Она не могла понять, почему в теле человека две почки, две половинки легких, и полагала, что это удвоение органов каким-то образом связано с вынашиванием двойни. Она с изумлением открыла для себя, что внутренности размещены примерно одинаково у всех представителей рода человеческого. При этом она упрямо настаивала, что внутренние органы мужчин решительно отличаются от внутренних органов женщин, и не принимала на этот счет никаких возражений. Я нарисовала ей контур человеческого тела и попыталась показать, что находится внутри, но убедить ее поверить мне оказалось делом совсем не простым. Она еще смогла согласиться с тем, что в животе есть толстая кишка и тонкая кишка, но нашла забавным, что у всякого человека, неважно какого роста, имеется и то и другое. Я решила, что было бы полезно найти человеческий образец, дабы облегчить мои поучения. Я попросила Елизавету помочь мне, и вскоре в комнате появилась горничная Пайе.
– Привет, Пайе! – сказала я.
Пайе промолчала. Бедняжке не дозволялось раскрывать рот.
– Это кто? – спросила Елизавета.
– Это Пайе, – ответила я, – одна из ваших служанок.
– Я ее раньше никогда не видела.
– Тем не менее это Пайе.
Пайе была в услужении у принцессы шесть лет, но она делала свою работу так тихо и незаметно, что казалась бесплотным привидением. Во дворце обреталось видимо-невидимо подобных людей, думаю, несколько сотен, которые вели незримое и полезное существование рядом с королевской семьей, и их даже не замечали.
– Пайе, – попросила я, – ты можешь встать посреди комнаты и развести руки в стороны?
Та повиновалась.
– Вот Пайе, – обратилась я к Елизавете. – Мы знаем, как она выглядит снаружи. Но что у нее внутри? Что лежит в комоде тела Пайе? Предположим, что ее ребра – это дверцы комода и мы можем их распахнуть вот тут, в середине. Что мы увидим? Что лежит у нее на полках?
– Постельное белье, – предположила Елизавета.
Я пропустила ее слова мимо ушей.
Пока я махала своим карандашом туда и сюда, Пайе узнала много нового о содержимом своего туловища, о чем раньше даже не догадывалась. Елизавете это все тоже было в новинку. Вознамерившись не возвращаться в свой постылый шкаф как можно дольше, я тянула время занятий, сколько могла, настаивая, что наш урок будет неполон, если я не расскажу про почки, потом про печень, а потом и про сердце.
– Трудно все это запомнить, – вздохнула Елизавета.
– Но мы делаем успехи! – с энтузиазмом воскликнула я.
– Почему мне нужно забивать голову тем, что находится внутри у этой служанки?
– Потому что то же самое имеется у всех, мадам. У всех людей одинаковые внутренности.
– Что-то я сомневаюсь.
– Но это так.
– Ты уверена?
– Да, мадам.
– Как ужасно.
И она поглядела на Пайе с нескрываемым омерзением. Мы обошли Пайе вокруг, а та покраснела и даже чуть покачнулась, когда я до нее дотронулась.
– Это всего лишь твое тело, – успокоила я ее. – Обычное человеческое тело, как у всех. Тебе не о чем тревожиться. Стой смирно, мы просто стараемся тебя изучить.
И это помогло – то, что принцесса увидела реальное тело. Наглядность всегда помогает. И когда Елизавета начала понимать, как работает тело, ее рисунки стали лучше. Я учила ее забывать о правилах и хитросплетениях дворцовой жизни и сосредоточиваться только на том, что касалось жизни человеческого тела. Ведь оно тоже было своего рода дворцом, по которому мы могли бродить и бродить без конца. Мы погружались – мысленно, конечно, – под кожу Люси Пайе, прогуливались вдоль ее органов и костей. А когда мы закончили путешествие по Пайе, я заставила Елизавету указать мне расположение того или иного органа, который я называла:
– Почки! Мочевой пузырь! Пищевод! Малый кишечник! Легкие! Прямая кишка! Сердце! Позвоночник! Диафрагма! Поджелудочная железа! Селезенка! Palma fascia! Anastomotica magna! Tuber omentale!
[6]
Мы и впрямь делали успехи.
Потом, уже в коридоре, Пайе дотронулась до своего живота и шепнула мне с благоговейным удивлением:
– Здесь, внутри, у меня duodenum, сокращенно от intestimum duodenum digitorum…
[7]
– Что означает?..
– Кишка длиной в двенадцать пальцев.
– Да, Пайе, ты все точно запомнила!
– Благодарю вас, мадам!
– Благодарю, Мари, – поправила я.
– Благодарю вас, мадам!
После урока рисования Елизавету приходили проведать ее любимые фрейлины, девушки, кого она называла Бомба, Ярость и Фурия, а меня препровождали в мой буфет. Я лежала внутри, в кромешной тьме, и думала о Елизавете, бормоча ее имя полке надо мной, пока не являлся призрак Эдмона и не укладывался рядом.