— Де жа вю, — сказала она, когда они шли от геленджикского автовокзала к центру города, минуя центральный рынок. — Все это уже было. И эта витрина с соломенными шляпами, и Морвокзал, и афишная тумба… Кстати, до памятника Лермонтову мы, скорее всего, не дойдем. Нужный дом находится ближе. Слушай, если Белла была всего лишь передаточным звеном и направляла письма этой Ринате, а та в свою очередь — отцу, то это уже не конспирация получается, а натуральный маразм.
— Вполне возможно, что дело вовсе не в письмах, очень уж все запутано, — ответила Евгения и зевнула, разморенная жарой и затянувшейся дорогой.
Они остановились у дома с распахнутыми настежь воротами, из которых выходила одетая в купальные костюмы разношерстная компания, состоящая из пожилой пары, молодого парня, двух женщин и совершенно голенького годовалого ребенка. У всех в руках были какие-то свертки и пакеты, и даже младенец, едва переступая ногами, тащил надувного дельфина, превосходящего по размерам своего владельца.
— Не подскажете, Рината здесь живет? — спросила Света.
— Здесь, только мест уже нет, все комнаты заняты, — ответила одна из молодых женщин.
— Она вроде бы на рынок уходила, — сказал парень и взял ребенка на руки, а пожилой мужчина добавил:
— В глубь двора пройдите, спросите там у бабушки.
И компания неспешно удалилась, так и не закрыв за собой калитку. А сестры прошли по выложенной плиткой дорожке в указанном направлении мимо большого ухоженного дома с несколькими пристройками в виде флигельков. На железной койке, застланной цветастым покрывалом, в тени виноградника сидела старушка лет восьмидесяти в длинном до пят сером платье. В руках она держала развернутую газету «Кубанская нива». Подняв очки в светлой оправе на изборожденный глубокими морщинами лоб, бабушка вгляделась в лица сестер и первой обратилась к ним:
— Вы, верно, к Ринате приехали? Она еще не возвращалась с рынка. Подождите во дворе.
— Ну, что же, по крайней мере, таинственная Рината существует, это уже плюс, — заметила Светлана, пока они шли обратно к воротам.
И тут на тропинке появилась миниатюрная загорелая женщина в открытом сарафане. Белозубо улыбаясь девчатам, она прижимала к груди высокий бумажный пакет.
— Здравствуйте, — сказала Женя. — Вы Рината?
— Рината, — еще шире улыбнулась женщина, встряхнула короткими блондинистыми волосами и ласково спросила: — Вы наконец-то доехали? — будто давно их знала и ждала.
Света, несколько растерявшись и потому не оцепив ситуации, затянула свою обычную песню:
— Мы — сестры Смирновы, наша мать погибла, мы разыскиваем ее друзей, и Белла из Тольятти сказала нам…
Улыбка вмиг сошла с лица Ринаты. Она присела на корточки и осторожно опустила на тротуарную плитку пакет с продуктами. Не сводя глаз с лица Светланы, снова выпрямилась и одеревеневшим голосом спросила:
— Что случилось с Наташей?
— Если вы имеете в виду пашу маму, то ее сбил джип, — ответила Женя.
— Вот как. — Горестная тень наползла на слегка подкрашенное лицо женщины.
— Вы знали нашу маму, и ее на самом деле звали Наташей? — начала что-то понимать догадливая старшеклассница.
— Конечно, девочки, я знала вашу мать. Только… — И то, что Рината сотни раз произносила про себя, готовясь высказать когда-нибудь вслух, вдруг выговорилось само собой, не ко времени и не к месту. — Наташа была только твоей мамой, Женя.
— Как это? А моей? — выдохнула Светка. — Кто же тогда моя мама?
— Я, — просто сказала Рината.
Пакет с продуктами опрокинулся набок, и из него на садовую дорожку, выложенную малиновой плиткой, покатились крупные луковицы в оранжевой кожуре.
Часть II. УНИЧТОЖЕННЫЕ СТРАХОМ
Глава 1. Пожар, заточение, Павлик
В течение многих лет почти каждую ночь Рината рассказывала себе историю собственной жизни. Наверное, она подсознательно готовилась передать правду о главных событиях своей дочери, вот и повторяла эпизоды и диалоги, чтобы самое важное не истерлось из краткосрочной памяти. А может, невольница всего лишь применяла проверенный и надежный способ поскорее заснуть. Ведь сон отделял один бесконечно долгий день от другого, и чем раньше закончится сегодня, тем быстрее наступит завтра и можно будет перечеркнуть еще одну бесполезную дату на маленьком календарике ожидания, который она начинала каждый год первого января, с тем чтобы тридцать первого декабря приняться за следующий.
В беспорядочно скачущих мыслях яркие воспоминания первых лет жизни и малозначительные происшествия очередного «зонального» дня вырисовывались разрозненными четкими картинками, которые постепенно сливались в единый слаженный сюжет. Казалось, стоит только взять листок и карандаш, как сразу же начнет излагаться повествование непростой судьбы и выйдет захватывающий роман.
Несколько раз Рината пробовала писать. Эти попытки так и остались пробами пера, ибо на бумаге все получалось не так гладко, как в голове. Нужные слова сразу не находились, и приходилось вычеркивать одни выражения, чтобы заменить их другими, казавшимися более подходящими случаю или состоянию души. В погоне за красивыми и правильными фразами она теряла саму мысль и нить сюжета. В результате испещренный синими буквами и красными линиями лист оказывался скомканным или разорванным на мелкие кусочки.
Заключенная не корила себя за неудачные творческие попытки, потому как понимала: многие люди считают, что их жизнь достойна описания в романе, но далеко не каждый одарен литературным талантом, а писателей на всех не наберешься. И все же Рината с удовольствием предавалась воспоминаниям. Это все, что ей оставалось, ибо загадывать на будущее не решалась. Злой рок вынудил усвоить пословицу «Человек предполагает, а Бог располагает». В том, что именно так все и происходит в реальности, пришлось убедиться на собственном горьком опыте.
Только Бог ли так расположил, что Ринате выпало потерять мужа и загреметь на пятнадцать лет в женскую колонию строгого режима? В то же самое время Светлану изувечил взрыв адской машины, лишив ребенка и красоты, а Наталье пришлось бежать на край света и скрываться под чужой фамилией. Чем заслужили такую страшную судьбу молоденькие девчонки, исполненные надежд на счастье и любовь?
Казалось, здесь не обошлось без дьявольских козней и злой ворожбы, в результате которой причудливо раскинутые карты юных жизней сложились в жестокий пасьянс смертей и разлук. За свои ли грехи, за чужие, но три подруги понесли свой крест без веры и надежды.
С чего все началось? В какой именно момент был сделан первый неверный ход, запустивший программу уничтожения? Разве Рината знала? Она так до сих пор и не смогла до конца понять, что же произошло однажды февральским утром, разделившим жизнь на «до» и «после». Эти страшные эпизоды чаще других прокручивались в затуманенной голове, но яркие картинки в итоге сменялись полной чернотой, а затем — новыми, ничего не значащими кадрами. Как в советских фильмах, где сразу после трепетного поцелуя влюбленных на экране появлялся шагающий по производственному цеху человек в защитной каске с сияющим лицом, символизирующим гордость по поводу достигнутых трудовым коллективом высоких показателей.