Небылицы и думы - читать онлайн книгу. Автор: Иван Охлобыстин cтр.№ 21

Когда ученик Юрия Сергей Бадюк заболел онкологией, Юрий в течении года каждый день в шесть часов утра приезжал к Сергею, вез его в спортзал, надевал перчатки, надевал перчатки себе и, похлопывая ими, говорил перед тренировкой: «Умри, как солдат-салага!»

Через год в отрицание всех законов природы Бадюк исцелился, а год изнурительных боев сделал из него непревзойденного бойца и отчаянного человека.

Тренируясь у Юрия, я был вынужден сдать норматив на черный пояс по карате, что сделал чудом, дважды поломался, но пояс получил из рук самого Иона Блюминга – ученика основателя карате. Конечно, каратистом я от этого не стал, но был искренне умилен желанием тренера приобщить меня к своему стилю.

Мои дети прошли примерно тот же путь, но в лего-варианте. Перво-наперво я отдал деток на айкидо, чтобы научились азам страховки при падении, потом детки сходили позаниматься тайским боксом, потянуть сухожилия и кулачки набить, потом детки разошлись по своим секциям – кто в плавание, кто на гимнастику. Выросли детки. Очень надеюсь, что мне удалось им передать ощущение этого сладковатого привкуса победы на губах, эту истомную негу, когда ты весь вкладываешься в одно действие, в один удар. Чудо концентрации, проламывающей скалы. Разумеется, я довел до деток усвоенный от Нарышкина тезис – «наказуя, не уподобляться».

Коли за риск действительно наливают шампанское, бытие обязано меня утопить в «Мадам Клико». Если рядом намечалась мало-мальски значимая катастрофа, я стоял в первом ряду с контрамаркой.

Когда я женился на своей будущей жене, я ей сказал так: любовь моя, я не обещаю тебе, что стану знаменитым или богатым, но могу твердо обещать, что скучать ты не будешь.

Всякий раз, когда мы куда-то бежали и нам остервенело стреляли вслед, она вспоминала про мое обещание.

Также она вспоминала его, зависая на одной руке над многометровой пропастью в горах Коста-Бланки.

В роддоме шесть раз вспоминала.

Много где вспоминала любовь моя мое обещание. И всякий раз ее беличьи глаза излучали животный восторг и дикую благодарность. Во всяком случае, я так понимаю эту гамму чувств.

Однако речь в моем рассказе пойдет не о нашей страстной любви. Речь пойдет о пожирающем душу чувстве, имеющем свой исток в желании человека стать совершенным. Чаще всего подобное желание, неподконтрольное семейным обязательствам, приводит к безумию или абсолютной уверенности, что цель уже достигнута.

По сути, это одно и то же, поскольку совершенны только ангелы, а они на небе. Что же касаемо людей семейных, то они чаще предпочитают рассчитывать на совершенство своего потомства, и страсть щадит их. Хотя и тут случаются исключения.

Так было и с нашим соседом по даче на Истре – Константином Евгеньевичем Рудаком, физиком-теоретиком, испепеленным шаровой молнией.

Примечательно, что до этого происшествия Рудак много лет изучал закономерности появления сгустка смертоносной плазмы и даже написал соответствующую монографию, но увидеть молнию вживую он сподобился лишь на закате своей научной карьеры.

Как все самое главное в жизни, это случилось неожиданно. Ранним июльским утром Константин Евгеньевич пришел к своему старинному другу Геннадию Ивановичу Перебранкину, фотографу, проживающему на последнем этаже девятиэтажного дома, неподалеку от прудов, по ту сторону моста перед станцией метро «Войковская», за железнодорожной развязкой.

Физик и фотограф были заядлыми рыбаками.

В то утро они намеревались плести сеть и обсуждать возможное вступление в партию «Яблоко».

Не то чтобы они считались людьми политизированными, скорее, даже напротив, но не суть: на выходных в почтовый ящик Геннадию Ивановичу кто-то засунул предвыборный буклет с портретом Григория Явлинского. Григорий Явлинский поразительно походил на зятя Константина Евгеньевича – Витю. Витя был уже десять лет женат на дочке друга – Валентине Константиновне, ученом-палеонтологе, и работал сортировщиком в погрузочном цеху Северного речного порта. До этого Витя успешно торговал ковролином, но что-то пошло не так, деловой партнер Вити спустил все деньги компании в зале игровых автоматов, и после шокирующих объяснений с дагестанскими инвесторами на поминках делового партнера Витя радикально изменил свои жизненные ориентиры.

Как художник по складу ума, Геннадий Иванович не верил в случайности, и поэтому такая поразительная схожесть известного политика и непутевого зятя друга навела его на смелую идею. Константину Евгеньевичу он объяснил так: если подменить на время Григория Явлинского на Витю, то можно будет с Витей сходить в жилищно-эксплуатационную контору и выпросить под «студию» десятиметровый кусок чердака в доме, где жил Геннадий Иванович. В обустроенной студии фотограф намеревался фотографировать женщин в стиле ню. Это сейчас пользуется большим спросом у соискательниц выгодных контрактов для составления убедительного портфолио. Перебранкина, конечно, смущала перспектива провести остаток жизни среди экзальтированных дам в латексе, но тридцать лет делать одни и те же фотографии на паспорт ему опостылело до изжоги и давно не приносило ощутимого дохода.

Был еще один немалозначимый нюанс в миропонимании Геннадия Ивановича. У него, почетного донора РСФСР, на станции переливания отказались брать кровь, мотивируя его зрелым возрастом. Это стало для художника-филантропа абсолютной неожиданностью и большим неудобством. За тридцать два года донорства его организм выработал удивительные механизмы регенерации: у него в шесть раз быстрее росли ногти и волосы, но самое главное – через месяц после пропущенной сдачи крови Геннадия Ивановича начали терзать приступы жесточайшей вегетососудистой дистонии, что выражалось в панических атаках в лифтах и аллергической реакции на сою. Единственным методом облегчить страдания Перебранкин избрал регулярно и собственноручно скачивать лишнюю кровь в заранее приобретенные в специализированном медицинском магазине силиконовые емкости. Поначалу почетный донор не дерзал выливать свою кровь в канализацию в надежде, что в стране всякое может случиться и двести литров крови сыграют еще свою особую роль. Для этого Перебранкин заказал по Интернету немецкую шестисекционную морозильную камеру и установил ее на чердаке над своей квартирой. Но приключился скандал: поздней осенью школьники-хулиганы проникли на чердак и перевернули холодильную установку, отчего черная венозная кровь фотографа растеклась по всему чердаку, причем затопила одно из вентиляционных отверстий, пронзающих корпус многоэтажного дома насквозь, где и стухла.

Смрад, исходивший от стен дома, вскоре заставил некоторых жильцов продать свои квартиры. А те, что остались, смирились, привыкли и позже были благодарны Геннадию Ивановичу, потому что ни о каких гостях в ближайшие несколько лет и речи быть не могло. «Глаза ело» за сто метров до дома. Окружной муниципалитет был вынужден перенести конечную остановку двадцать четвертого троллейбуса на триста метров в сторону и окутать забор игровой площадки детского сада неподалеку колючей проволокой. Мистическим образом смрад провоцировал старых бездомных собак со всего округа приходить умирать именно к этим разноцветным каруселькам и песочнице. Еженедельно ворчливые дворники вывозили с детской площадки грузовик полуразложившихся дворняжек, что тоже районную экологию не улучшало.