Приоткрыв дверь своей комнаты, я выглянула наружу. Он сидел у письменного стола, прямо под ярким постером, рекламирующим Барселону. С ним рядом была Карла; она выглядела более элегантной, более взрослой, пополневшей, некрасивой. Я смотрела на них, как на кинозвезд, разыгрывающих на телеэкране некую мыльную оперу из моей жизни. Марио показался мне совсем чужим: какой‐то незнакомец, по иронии судьбы похожий на человека, которого я хорошо знала. Прическа открывала его высокий лоб, отчеркнутый линией густых волос и бровей. Его лицо казалось более тонким, а прежде резкий рисунок носа, рта и скул выглядел мягче, чем мне помнилось. Марио точно помолодел лет на десять, исчезла прежняя тяжесть боков, живота и груди, он даже вроде бы чуть подрос.
Меня как будто легонько, но энергично ударили в лоб; ладони вспотели. Однако эмоции были на удивление приятными, как те ненастоящие переживания, которые вызывают у нас книги или фильмы. Спокойным голосом я спросила у коллеги, моей подруги:
– У синьоров возникли затруднения?
И Карла, и Марио резко повернулись ко мне. Карла, заметно испуганная, даже вскочила. Марио же остался сидеть, но начал теребить нос большим и указательным пальцами. Так он делал всегда, когда его что‐то беспокоило. Я произнесла преувеличенно бодро:
– Очень рада вас видеть!
И двинулась к нему, но Карла машинально протянула руку, чтобы подтащить Марио поближе, защитить его. Мой муж неуверенно поднялся, было ясно, что он не знал, чего ожидать. Я пожала ему руку, и мы обменялись поцелуями в щеку.
– Вы оба хорошо выглядите, – продолжила я и подала руку Карле, которая не ответила на пожатие, а просто протянула мне ладонь, влажную, как только что размороженный кусок сырого мяса.
– Ты тоже хорошо выглядишь, – растерянно сказал Марио.
– Да, – ответила я с гордостью, – боль прошла.
– Я хотел позвонить тебе, чтобы поговорить о детях.
– Номер все тот же.
– И нужно обсудить развод.
– В любое время.
Не зная, что еще сказать, он нервно засунул руки в карманы пальто и нейтральным тоном спросил, что у нас нового. Я ответила:
– Да ничего особенного. Ребята тебе наверняка уже все рассказали: мне было плохо, Отто умер.
– Умер? – пробормотал он.
Дети – загадочные существа. Они умолчали об этом, может, чтобы не расстраивать его, а может, потому что решили, будто его не интересует ничего из того, что относится к прошлой жизни.
– Его отравили, – сказала я, и он спросил рассерженно:
– Кто?
– Ты, – спокойно ответила я.
– Я?
– Да. Я поняла, что ты грубиян. А люди платят за грубость злом.
Он внимательно взглянул на меня, пытаясь понять, не улетучилось ли уже мое дружелюбие и не хочу ли я снова закатить сцену. Я постаралась успокоить его, продолжив бесстрастным тоном:
– Или же просто понадобился козел отпущения, я избежала этой участи, а вот Отто – нет.
Тут я непроизвольно смахнула перхоть с его плеча – сказалась многолетняя привычка. Он отпрянул, чуть ли не отпрыгнул назад; я извинилась; Карла вмешалась, чтобы заботливо завершить начатое мною дело.
Мы распрощались на его обещании позвонить, чтобы договориться о нашей встрече.
– Если хочешь, ты тоже приходи, – предложила я Карле.
Марио сухо отрезал, даже не взглянув на нее:
– Нет.
Глава 45
Через два дня он явился к нам домой с кучей подарков. Джанни и Илария, вопреки моим ожиданиям, встретили его буднично, без особого восторга – вероятно, благодаря совместно проведенным выходным они не успели соскучиться. Дети принялись немедленно разворачивать подарки (и они пришлись им по вкусу); Марио попробовал поиграть с ними, но игра не заладилась. Тогда он начал бродить по комнате, трогая то одну, то другую вещь или выглядывая в окно. Я спросила:
– Кофе будешь?
Он сразу же согласился и пошел за мной на кухню. Мы поговорили о детях, я неожиданно для самой себя сказала ему, что они переживают сложный период, а он уверил меня, что с ним они ведут себя хорошо. В какой‐то момент он взял бумагу и ручку и набросал мудреный план – в какие дни он сможет забирать детей, а в какие они будут со мной, – заметив, что решение видеться с ними каждые выходные было ошибочным.
– Надеюсь, тебе хватает на месяц тех денег, что я высылаю, – вдруг сказал он.
– Да, вполне, – ответила я, – ты очень щедр.
– Разводом я займусь.
Затем я расставила точки над i:
– Если я узнаю, что ты оставляешь детей с Карлой, а сам уезжаешь по делам, не уделяя им внимания, ты их больше не увидишь.
Смутившись, он растерянно глядел на бумажный лист.
– Не волнуйся, Карла хороший человек.
– Не сомневаюсь. Но я не хочу, чтобы Илария переняла ее манеру по‐детски жеманничать. И не хочу, чтобы Джанни мечтал лапать ее грудь, как его отец.
Выпустив из пальцев ручку, Марио огорченно сказал:
– Я так и знал, что для тебя ничего не кончено.
Я сжала губы в тонкую полоску, перед тем как ответить ему, а потом сказала:
– Для меня все кончено.
Он посмотрел на потолок, потом опустил глаза к полу: я почувствовала, что он расстроен. Я откинулась на спинку стула. Стул, на котором сидел Марио, был словно приклеен к желтой кухонной стене: казалось, там не хватало места для плеч. Я заметила, что по губам мужа скользнула смутная улыбка – такой я у него раньше не видела. Она ему шла, превращала в симпатичного и умудренного опытом человека.
– Что ты обо мне думаешь? – спросил он.
– Да так, ничего. Меня только удивляет, что о тебе говорят люди.
– А что обо мне говорят?
– Что ты карьерист и ренегат.
Он перестал улыбаться и холодно ответил:
– Те, кто так говорит, не лучше меня.
– Они меня не интересуют. Я просто хочу знать: ты на самом деле такой? И всегда ли был таким?
Я не стала объяснять, что хочу вырвать его из своего тела, избавиться от всех его качеств, которые прежде – то ли из‐за своего расположения к нему, то ли желая ему потворствовать – я не способна была заметить. Не сказала, что хочу уйти от обаяния его голоса, от его словечек, от его жестов, от его восприятия мира. Я хотела стать самой собой, если, конечно, такая формулировка имеет смысл. Или хотя бы увидеть, что от меня останется, если я уберу его из себя.
Марио ответил с притворной горечью:
– Такой, не такой – откуда мне знать?
И кивнул в сторону пустой миски Отто, что все еще стояла в углу у холодильника.