Наконец на пороге появились двое доходяг со старым одеялом в руках. У одного была большая серьга в ухе и шляпа, закрывавшая глаза. Барри выдал второму собственный платок в качестве маски.
– Заверните ребенка вместе с женщиной. Не прикасайтесь к ним. Потом следуйте за мной.
Все двери в Навозной куче были закрыты, пока мимо них двигался этот причудливый кортеж. Не было ни вскриков скорби, ни ритуального плача, не было процессии, не было родных, которые бы оплакали молодые жизни, унесенные первым поцелуем смертельной напасти. Барри позже узнал, что женщина была любовницей покойного рыбака и промышляла проституцией в винной лавке. Ее отнесли за пределы Навозной кучи сквозь гряду кустов, окружавших город, в заброшенный виноградник. Старые лозы еще бахвалились свежей зеленью, но без ухода их корни задыхались в тенетах ярких сорняков. Там и вырыли первые ямы в угоду болезни. Барри приказал засыпать трупы известью. Не было ни священника, ни молитв. Барри стоял над могилой, глядя сквозь жаркие холмы на лежащее за ними темное море.
В тот же день вечером он снова посетил губернатора. Навозная куча была сожжена дотла.
Несмотря на этот радикальный шаг, болезнь не остановилась. Как пес, познавший радость первой добычи, она зашагала по темным улицам, сея медленную смерть – черную рвоту и жидкий кал. Обычные гигиенические предосторожности, введенные Барри, подняли уровень здравоохранения в беднейших кварталах города. Регулярное сжигание мусора, который раньше разносили бродячие кошки и собаки, снизил заболеваемость дизентерией. Утренний объезд закрытых вагончиков, опорожнявших нужники, улучшил положение с санитарией, а уроки для будущих матерей в клинике слегка снизили детскую смертность. Но болезнь, уверенная в себе, упорная и изворотливая, спокойно проникала сквозь любые баррикады и обходила костры, ставшие постоянным тревожным зрелищем на улицах. В первые недели мая ранняя летняя жара усилилась и число смертей пугающе выросло. Барри приказал немедленно кремировать трупы и полностью закрыть порт. Англичане в панике рванулись в свои летние домики в горах. Экономика была парализована; губернатор находился на грани нервного срыва.
Никто не знал, как распространяется болезнь, но Барри подозревал, что зараза передается через воду. Он стал еще фанатичнее следить за чистотой и отдал строжайшие приказания насчет ручья над госпиталем. Всю воду надлежало кипятить, независимо от ее происхождения. Официальные распоряжения по поводу новых санитарных правил висели на стенах по всему городу. Госпитальная печь работала без перерыва. Возросла опасность пожара. Больничный запас белья и бинтов почти исчерпался. Некоторые колониальные дамы пожертвовали свои шелковые нижние юбки и занавески, которые резали и перешивали на повязки. Миссис Харрис организовала комитет – Женскую лигу защиты здоровья, – члены которого собирались для обсуждения сбора средств на вдов и сирот и выносили свои веские суждения. Заразу навлекли на них всех распущенные нравы островитян. Следовало осуществить важные перемены. Дамы подошли к моральному перевооружению со рвением и вкусом.
Бродячих животных убивали на месте. Школы закрылись. Был введен комендантский час, свернувший деятельность таверн и винных лавок. Регулярные паломничества к горным монастырям по дням, посвященным конкретным святым, были отменены приказом губернатора. Этот приказ вызвал много нареканий и недовольства. Если острову когда и нужно было вмешательство святых, так именно сейчас, во дни суда и отчаяния. Некоторые все-таки отправлялись в путь, но, дойдя, обнаруживали, что испуганные монахи заперли все двери.
Барри почти не спал. Он следил за продвижением болезни из своего кабинета в госпитале, где на большой доске была приколота карта острова. Он высчитывал количество смертей, места очередных вспышек. Он опасался, что получается похоже на счет в крикете. Он мог следить за продвижением эпидемии, но был бессилен ее остановить. Торжествующая болезнь равнодушно и высокомерно издевалась над ним. Блокада порта была успешно осуществлена. Остров, отрезанный от мира, плыл в пустом море.
* * *
Когда эпидемия добралась до казарм, Барри велел эвакуировать лагерь. Дурные вести принес Исаак. Он пришел в госпиталь, когда вечерело и жара начала спадать. Барри завершал свой ежедневный обход и валился с ног. Еще двое жителей деревушки Святая Елена скончались в то утро в своих постелях. На персонал, который пока что чудесным образом избежал болезни, больше нельзя было полагаться. Одна из сестер сбежала к родственникам на другой конец острова, а рук и так не хватало. Исаак постучался в дверь с сеткой от мошкары, но не стал ждать, пока Барри откликнется, и сразу вошел.
– Умер капрал Джаррет, трубач, – без выражения сообщил он по-гречески, зная, что Барри прекрасно его поймет. – Жаловался на боль, сухость во рту и жар. Его начало рвать вчера в четыре дня, а умер он сегодня в шесть утра.
Барри внимательно смотрел на него. Исаак перешел на английский:
– Хозяин, что сделать?
Барри потер глаза рукой.
– Что же, некому будет сыграть похоронный сигнал, – мрачно сказал он. Потом повернулся к Исааку: – План разработан. Мы этого ждали. Скажи вице-губернатору, что казармы следует эвакуировать немедленно, сегодня же, начиная с этой минуты. Оставить только минимальный гарнизон для защиты зданий и предотвращения мародерства. Набрать для этого добровольцев. Я хочу, чтобы остаток полка отошел на летние квартиры в горах.
Барри посмотрел на доску с картой и растущим списком мертвецов, на пачку госпитальных отчетов, на свои огромные конторские книги, к которым уже несколько недель никто не прикасался. Его кабинет, всегда такой аккуратный, запылился и пришел в беспорядок.
Исаак стоял рядом с хозяином и ждал. Барри ласково прикоснулся к его руке.
– Иди, иди. Скажи Уолтеру Харрису, чтобы тот не мешкал.
– Сэр. Пойдите домой. Поспите, – твердо сказал Исаак по-английски. Барри удивленно взглянул на него. Потом ответил:
– Спасибо, Исаак. Пожалуй, пойду.
Барри был погребен в глубинах ужасной дремоты без снов, когда рычание Психеи вытащило его обратно в тяжелую жару, в осознание того, что эпидемия продвигается на запад, в мощеные садики и элегантные салоны в сердце колонии. Он резко сел. Смерть молодого капрала его встревожила. Ты здесь, чтобы исцелять людей, перевязывать раны, лечить лихорадку и воспаления, приветствовать новорожденных и облегчать последний час, ты здесь, чтобы отрубать болезненную плоть и возвращать телу утраченную цельность. Ты здесь, чтобы осушать их слезы. Барри был охвачен страстью контролировать все, к чему прикасался. Он не любил делегировать свои полномочия. Он ненавидел неподвластное и неизвестное. Но нынешняя напасть всегда его опережала. Он проигрывал.
Кто-то стучался в запертую дверь.
Барри натянул мундир. Рыжие кудри прилипли ко лбу. В комнате пахло потом и одеколоном. Он открыл дверь. Над ним возвышался капитан Джеймс Лафлин – краснолицый, нетерпеливый и встревоженный.
– Слушайте, Барри, извините, что врываюсь. Исаак не хотел вас будить. Но мы уезжаем. Прямо сейчас. Я знаю, что это ваш приказ. Я просто не мог уехать не попрощавшись.