Темные небеса - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Столяров cтр.№ 71

– Он – фанатик, – говорит Сара сквозь зубы.

– Да, фанатик, – соглашаюсь я, – но, заметь, у него есть серьезное преимущество перед нами: он знает, что делать. Он привносит в жизнь смысл, он обозначает целевой горизонт, в то время как мы лишь топчемся на одном месте, в растерянности озираясь по сторонам.

– Ты одобряешь фанатизм?

– Нет, я отвергаю бессмысленность.

Не знаю, Юсеф ли так на меня повлиял или внезапный, после чересполосицы предыдущих событий, ступор в Омане, но только я за оставшиеся три дня создаю довольно объемную аналитическую записку. В самом начале ее я ссылаюсь на то, что Великое молчание космоса – это не абстракция, как многие полагают, не популистские домыслы и не отвлеченный научный концепт. Это предельно актуальный, конкретный и очень тревожный для нас сигнал. Знаменитый астрофизик И. С. Шкловский еще в 1960-х годах предупреждал: наше одиночество во Вселенной, по-видимому, означает, что разум, достигнув определенной фазы развития, с неизбежностью гибнет. Согласно Шкловскому, разум вообще не представляет собой кульминацию жизни, это наивный антропоцентризм, а является чем-то вроде сверхспециализированного и гипертрофированного приспособления, одной из мутаций, вроде клыков саблезубого тигра, сначала полезных в борьбе за существование, но затем – при изменении внешних условий – заводящих вид в эволюционный тупик.

Сильный научный базис эта гипотеза обрела уже в наши дни, когда, с одной стороны, была создана теория неравновесных систем Ильи Пригожина, показавшего, что каждый последующий статус развития является менее устойчивым, чем предыдущий, то есть реальность стремится к состоянию абсолютной неравновесности, а с другой стороны (что непосредственно вытекает из первого), был осознан феномен ускорения исторического процесса: если отложить по оси времени крупнейшие техносоциальные инновации, принципиально изменившие мир, то легко заметить, что расстояния между ними сокращаются в логарифмической закономерности. Говоря проще, периоды стабильного бытия стремятся к нулю. И сейчас, в наше время, они уже почти достигли его. То есть мы неуклонно вползаем в технологическую сингулярность, когда в каждую единицу времени будет происходить, по крайней мере, одно революционное преобразование. Или, как считает один из современных исследователей, переживаемый ныне кризис нашей цивилизации означает, что завершен начальный, «эмбриональный» цикл развития земной биосферы, длившийся около четырех миллиардов лет и представляющий собою фрагмент более обширного цикла, включающего образование самой Вселенной, галактик, звезд, планет и зарождение жизни.

Цивилизацию, которая образуется после прохождения данного репера, можно назвать постсингулярной цивилизацией.

Если, конечно, такая цивилизация возникнет вообще.

А для того чтобы она возникла, говорит тот же автор, должны быть выработаны соответствующие социокультурные операторы.

Во-первых, такая цивилизация должна создать мощные механизмы сдерживания внутренней агрессивности, в противном случае она уничтожит сама себя в результате неразрешимых конфликтов, что с большинством техногенных цивилизаций, видимо, и произошло. Во-вторых, такая цивилизация должна в значительной мере изжить и корпоративный, и этнический, и государственный эгоизм, так как планетарные кризисные процессы можно преобразовать в позитив лишь скоординированными усилиями всего человечества. И в-третьих, что также немаловажно, сохраняющей реакцией подобной цивилизации, должен быть рост глобального экологического сознания, объединяющего вид хомо сапиенс со всем Космосом: человек – не царь природы, произвольно трансформирующий ее форму и суть, но лишь часть Вселенной – мыслящая, чувствующая, действующая, но все-таки именно часть, отнюдь не могущая навязывать целому свою власть.

Из этого и следует исходить.

Далее я в своей записке указываю, что гуманизация общечеловеческого сознания (тот самый оператор культуры, о котором я только что говорил) – это необходимый и универсальный фактор развития. Конечно, прошлый, двадцатый век знал множество случаев организованного насилия: колониальные режимы европейских держав, гитлеровский режим в Германии, сталинский режим в СССР, режим Мао Цзэдуна в Китае, режим Пол Пота в Камбодже, режим Иди Амина в Уганде и т. д. и т. п. И где сейчас все эти режимы? Они продемонстрировали свою полную нежизнеспособность и либо исчезли совсем, либо были вынуждены приспособиться к запросам нового времени. Фактически здесь мы наблюдаем действие естественного отбора, который постепенно избавляется от агрессивных социумов. То есть гуманизация бытия – естественный механизм эволюционного выживания. Данный вектор также свидетельствует, что, вопреки обыденным представлениям, человечество способно учиться на своих ошибках, и это дает нам некоторые основания для оптимизма.

В качестве примера такой учебы я привожу ситуацию с оружием массового поражения. После ядерной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки стало ясно, что появление ОМП подвело человечество к грани самоуничтожения. Вся планета может превратиться в радиоактивный могильник. Хиросима утвердилась в сознании мира как символ атомного кошмара, которого ни в коем случае нельзя допустить. В результате Третья мировая война, получившая название холодной войны, так и не привела к открытому ракетно-ядерному столкновению сверхдержав, а протекала в виде частных (локальных) конфликтов на чужих территориях и с применением обычных вооружений. Сфера же наращивания, испытания и распространения атомного оружия была ограничена международными договорами.

С другой стороны, существуют и контрпримеры. Скажем, либеральная (западная) модель рыночной экономики, несомненно, явилась драйвером ускоренного технологического развития западных стран. Она выдвинула Европу и США в лидеры мировых держав. Но результатом данной модели стало известное «общество потребления» (термин, который ввел в практику Жан Бодрийяр), общество заведомо ханжеское, анти-альтруистическое, поскольку все население земного шара не может сравняться по образу жизни с Западом из-за ограниченности ресурсов. Ведь для того чтобы каждый гражданин третьего мира мог жить на уровне среднего европейца, необходимы ресурсы трех таких планет, как Земля, а чтобы жить на уровне среднего американца – целых пяти планет. То есть «общество потребления», по сути, есть разновидность государственного (национального) эгоизма. Оно – та страшная язва, которая разъедает нашу цивилизацию изнутри. Вместе с тем другой модели социального сосуществования у нас пока нет, и никто даже не пытается ее разработать.

Собственно, здесь я другими словами изложил то, что мне недавно говорил Виллем. Наш мир, в том виде, в котором он сейчас существует, постепенно, но неотвратимо сползает в пропасть. Бездна уже раскрылась. Дно ее скрывает ядовитый туман. Мы не выживем, если самым решительным образом не преобразуем всю нашу жизнь. Если не сделаем приоритетом развития гуманизм, если не поставим социальную справедливость выше экономической эффективности.

Только кому это нужно? – уныло размышлял я, глядя в окно на белоснежные, фантастические дома Маската. Здания его были аккуратно вписаны в горный ландшафт, и сочетание диких каменных склонов с ультрасовременными конструкциями из биопластика и стекла порождало необыкновенный контраст. Гуманизм – это ведь нечто отвлеченное, философское, нематериальное. Это то, что невозможно быстро облечь в экономически весомую плоть. Политики подобные рассуждения обычно терпеливо выслушивают и через секунду как мусор выбрасывают из головы. Для них это только слова. Вот если бы я предложил метод скрытого сканирования сознания, метод простого и действенного манипулирования людьми. Вот тут мне сразу же выделили бы и деньги, и приборы, и штаты, и должность дали бы, и организовали бы целый институт… Я вспомнил эпизод из истории немецкого ракетостроения. Основоположником его был Герман Оберт, разработавший и первую двухступенчатую ракету, и первый проект ракеты с жидкостным двигателем. Оберт по духу своему был романтиком и мечтал о скорых полетах человека на Луну и на Марс. Но ракетную программу Третьего рейха возглавил в результате не он, а его ученик Вернер фон Браун, который ни о каких лунах и марсах не рассуждал, зато представил военным конкретную цель: создать баллистическую ракету, способную ударить по Лондону.