Темные небеса - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Столяров cтр.№ 58

Далее я до утра был предоставлен самому себе. Впрочем, две видеокамеры, закрепленные по углам, напоминали, что мое одиночество весьма относительно. Сна, как назло, в эти дни у меня практически не было – было некое скарлатинозное забытье, в котором невозможно было отличить морок от яви. Склонялось ко мне костистое лицо доктора Менгеле, в руках он держал полуметровый стеклянный шприц с явным намерением вонзить его в мою грудь. Я его отталкивал и кричал: «Отстаньте, доктор! Я не могу ни читать ваши мысли, ни управлять вашим сознанием, ни передвигать взглядом предметы, ни телепортироваться отсюда!» Крик мой, как теннисный шарик отскакивал от стен бокса. «Кто знает, кто знает, дорогой Ватсон», – отвечал доктор Менгеле и, передергивая щеками, страшновато подмигивал: «А вот мы сейчас это проверим». Игла шприца неотвратимо и больно входила мне в сердце… Или я вдруг оказывался на крыльце незнакомого дома. Сам дом виден не был, но я знал, что он дышит свежеоструганным древесным брусом у меня за спиной. Прохладой отсвечивает на земле тень от него. А со ступенек крыльца открывается прямо-таки волшебный, изысканно пасторальный пейзаж: шелковистый, громадный луг, полого спускающийся к реке, рябью мелкой огранки посверкивает в ней вода из синего хрусталя, плывут в небе ватные облака, а на другом берегу, будто сказочный град, сияет золотистая роща – кажется, что над ней стоит нимб теплого света. Но главное, что в этом сладком, очаровательном мороке была Дафна, вне поля зрения, но я все равно каким-то образом ощущал ее близость.

К тому времени я уже знал, что Дафна ушла на Терру. Она сделала это, пока я лежал в беспамятстве под стеклянным куполом саркофага. На экстрасенсорном канале ее царила мертвая тишина. А вслед за Дафной, как оказалось, ушла почти четверть наших экспертов. Они уходили и утром, и днем, и вечером, и среди ночи, и группами, и поодиночке, как бы соскальзывая в небытие, исчезая в звездных далях Галактики. Ушла Ай Динь, я больше никогда не услышу ее музыкального голоса, ушел Пламик Дончев, видимо прямо в своей дурацкой, пестрой рубашке, ушли Олле Крамер и Джионо Фраскатти, ушла даже Марина Тэн, кто теперь будет вещать для нас на девяти языках? Неожиданно ушли несколько полицейских, ушло десятка полтора человек обслуживающего персонала, ушло целое подразделение немцев из международного контингента: вокруг Павильона уже выстроили блокпост, но немцы продавились через него, угрожая оружием.

Аналогичная картина наблюдалась сейчас и по всей Земле. Сотни тысяч, миллионы людей срывались с насиженных мест, бросали семьи, дома, работу, друзей, и на машинах, велосипедах, а то и пешком, будто лемминги к пропасти, двигались к расположению Станций. Ничто не могло их остановить: ни угрозы властей, ни кордоны полиции, ни срочно выставленные воинские оцепления. Даже в законопослушной Европе, вспыхивали яростные столкновения граждан с частями внутренних войск. А многие страны Азии и Африки, судя по новостям, вообще охвачены были какой-то макабрической жутью. Телевидение показывало бесчисленные тела, лежащие вдоль дорог, и сидящих на них, как в апофеозе войны, торжествующих, мерзко-облезлых грифов. Далеко не у всех тронувшихся в путь были визы, но «отказники» тем не менее требовали, чтобы их тоже взяли на Терру, они образовывали громадные стихийные лагеря, и у многих национальных правительств, помимо прочих проблем, теперь болела голова еще об одной: как упорядочить человеческий муравейник, который начинался уже за несколько километров от мест расположения Станций.

Честно говоря, я не знал, что мне делать. Было совершенно понятно, что в такой ситуации нельзя даже заикаться о будущей катастрофе. Если пробежит хотя бы догадка об истинных планах арконцев, то та бесноватая пена, которая пока просто переваливается через край, мгновенно поднимется, хлынет и зальет кипятком все вокруг. Собственно о том же предупреждал и Виллем: если обнародовать негативный прогноз, то вероятность глобального потрясения возрастет не менее чем на десять процентов. Прогноз станет самосбывающимся. Обвал будет не остановить. Я вовсе не хотел быть тем камешком, который сдвинет лавину с горы.

Больше всего меня пугало мое собственное состояние. Мир погибал, крошился, растрескивался, рушился на глазах, он целыми живыми кусками сползал в огненный ад, скоро от него не останется ничего, кроме дыма и пепла, а я по-прежнему, как будто у меня заморожены сердце и мозг, спокойно завтракаю, хожу на тягостные, бессмысленные «собеседования» в комиссию, воюю с мадам ван Брюгманс, поддевая ее гендерными комплиментами, сражаюсь с доктором Менгеле, иронизирую над непрошибаемой медсестрой. Вообще – размеренно и тихо живу. Такое ощущение, что мне все равно. Или катастрофа слишком масштабная и потому не укладывается в сознание? Или человечество, включая меня самого, уже не имеет в моих глазах никакой цены?

В таких настроениях протекли у меня восемь дней. Они слиплись в ужасный ком, внутри которого ничего было не разобрать. Проступали лишь какие-то мелочи: нападение на конвой, везший воду, из-за чего ее выдача была существенно ограничена, отказ половины кондиционеров, не выдержавших пыльной бури (хорошо еще, что при этом не пострадал медблок), гипотеза, неожиданно высказанная мадам ван Брюгманс, что Юсеф «взял под контроль», то есть загипнотизировал, нескольких человек, в том числе и меня (что, в свою очередь, было следствием «инцидента первого дня»), и последнее время управлял нами как кукловод.

Все это смешивалось и путалось.

Все это искажалось, сминалось, заливало сознание стеариновой немотой.

Я постепенно терял сам себя.

И только в ночь на девятый день я, словно подброшенный, вдруг распахнул глаза и ощутил вокруг настороженную, непривычную тишину.

Что-то произошло.

В бокс просачивалось звериное, отдаленное завывание за окном.

Надрывалась сирена.

Я повернул голову.

Часы показывали половину третьего.

А когда я щелкнул выключателем лампочки, она – против ожидания – не зажглась…

23

Как ни странно, первый Арконский миграционный пункт был взят в блокаду в Берлине, на южной его окраине, в самом центре Европы, где, как казалось многим, давно утвердились закон и порядок. Ранним утром, в день отправления очередной группы мигрантов, по счету двадцать первой или двадцать второй, сведения о чем каким-то образом всплыли в сети, многотысячная толпа окружила невзрачное строение из желтого кирпича примерно в километре от Трептов-парка, и преградила путь тем, кто собирался переселиться на Терру. Собственно, будущие терранцы, увидев сгрудившуюся толпу, появиться возле пункта и не рискнули. Полиция тоже ничего не могла сделать. Люди просто стояли, не проявляя особой агрессии. Попытки полицейских оттеснить их, чтобы образовался проход, привели к пассивному, но очень упорному сопротивлению. Толпа тут же перетекла к образовавшемуся коридору, вновь превратив его в непроходимый тупик. Телевидение крупным планом показывало плакаты: «Я тоже хочу на Терру!», «Арконцы, возьмите меня!», «Либо – все, либо – никто!». Протест был чисто стихийным. Организаторов его выявить не удалось. Скорей всего, их просто не существовало. Настроение собравшихся было, в общем, спокойное. «Это и настораживало, – сказал в интервью один из полицейских чинов. – Если бы вспыхнули беспорядки, мы бы знали, что делать. А вот когда тысячи людей стоят и молчат, в этом есть что-то пугающее». Правда, когда на крышу здания приземлился арконский «пузырь» и серые стенки его растаяли, обнажив ряды кресел в гондоле, вмещавшей примерно сто человек, над толпой вздулся тяжелый крик и сила его была такова, что полиция не решилась предпринять какие-либо активные действия. Тем более что некоторые полицейские, опрошенные анонимно, признались: они сочувствуют протестующим. «Берлинер цайтунг» по этому поводу написала: «Разрешение на эмиграцию должно быть предоставлено всем. Кто дал арконцам право судить? Кто дал им право решать, что один человек лучше другого?», на что популярный молодежный сайт «Наша борьба», уже дважды получавший от министерства юстиции предупреждения за экстремизм, ответил: «Не лучше, заметьте, не лучше, а просто больше подходит для Терры. Новую цивилизацию следует создавать из новых людей, которые не обременены мещанскими предрассудками прошлого».