Криптия - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Резанова cтр.№ 99

Отец Орто наставительно поднял палец:

– Если с той только целью пришли мы в Степь, чтоб дикие племена и варвары-северяне приобщились к мудрости Канона, одного этого достаточно, чтоб доказать промысел богов, ибо столь многочисленные люди приобщились к истинной вере, которая в противном случае осталась бы им неизвестной… ик!

Уже надрался святой отец. И когда успел? Не иначе, на миссионерскую стезю сподвигло его пьянство, которое не пожелали терпеть в михальских храмах и монастырях. Иначе как бы здесь оказался проповедник, изъясняющийся, как по писаному?

– И помяните мое слово, – дребезжащим голосом продолжает миссионер, – именно сила, заключенная в священных книгах Канона, принесет мир в эти края…

– Пока что до мира далеко. Даже среди своих. – Келлах успел заметить, как в дальнем углу площади мечутся люди отнюдь не в танце, оттуда доносятся выкрики и звуки ударов. – Пойду-ка я разберусь, брат Фритус. Если надо, и силой оружия.

Капитан комитов направляется в сторону дерущихся, не выпуская из руки кружки с сидром – уж больно он здесь хорош. А если надо, он этой кружкой по башке буянов вразумит, и меч не понадобится.

Однако, похоже, Келлах слишком привык видеть опасность везде. Даже там, где ее нет. Сейчас, по крайней мере. То, что предстало его глазам, было не настоящей дракой. Арво и один из местных парней то ли сражались на спор, то ли молодой землепашец попросил проверить, годятся ли здешние для боя. Дрались они без злобы, это опытный человек сразу мог бы подметить, а прочие подбадривали их свистом и хлопали в ладоши.

Если б они бились на мечах, даже тренировочных, тут бы поселенцу не удалось продержаться против комита дольше нескольких ударов. Но они дрались на шестах – исконно михальское развлечение. Такой забавой благородные господа пренебрегают. Зато крестьяне, пастухи, погонщики скота нередко тешатся ею на праздниках. Ведь для того, чтобы добыть благородное оружие – меч, булаву, – нужны деньги, а шест можно вытянуть из любой изгороди. В степи, конечно, с изгородями дело обстояло похуже, чем в лесных михальских деревнях, но только не в Горелом Логу. Так что сыновья поселенцев перенимали это искусство у своих отцов. Что до комитов, то многие из них, если не большинство, по происхождению были те же михальские простолюдины, которые также были причастны к такому развлечению. Поэтому противники бились на равных. Ну, почти на равных.

Шесты крутились в руках противников, оба, отбивая и нанося удары, перехватывали шесты, перебрасывая из одной руки в другую, отжимали оружие соперника. Парни явно выпили меньше, чем святой отец, и не делали попыток нанести удар туда, куда по условиям таких поединков бить запрещено – в пах, например. Иначе игра превратилась бы в настоящую драку.

Так что Келлах, успокоившись, отступил в проулок между домами, чтоб его не толкали, не мешали спокойно допивать сидр.

– Орда придет – они и от нее будут палками отмахиваться? – спросил голос из густой тени, которую отбрасывала соломенная крыша.

Другой человек на месте Келлаха поперхнулся бы, а то и выронил кружку. Но капитан привык к выходкам Йолы. Он допил сидр и только после этого сказал:

– Против разбойников такое оружие отлично помогает.

– Знаю, видела.

– Орду ты тоже видела?

– Пока нет. Но большой отряд степняков идет к долине Вассапа.

– Про этих знаю. А что островитяне?

– Они отказались прийти, Келлах. Хотят вернуться к себе до зимних штормов.

– А как же их кровная вражда с гернийцами?

– Они отправили на берег какого-то парня из команды. Он пообещал, что сам разберется с уцелевшими.

Келлах сплюнул и повернулся к Йоле:

– В Степи смута намечается.

– Знаю, видела кой-кого на побережье. Из глубины Степи народишко подтягивается. И островитяне теперь тоже знают.

– Комес Фламма выдвинулся со своими людьми в долину Вассапа. И тебе приказал следовать за ним. Передашь ему то же, что рассказала мне, и что наш отряд в Горелом Логу. Здесь я выясню, что там с гернийцами, и буду ждать его распоряжений. Ясно тебе?

– Ясно, – безразлично сказала она.

– В долине комес собирался переговариваться с имперским посланником. – Келлах рассуждал сам с собой. – Да еще степняки туда подтягиваются. Ты хоть разглядела, чьи они – Рисэя, Хафры или Мадары?

– Нет, далеко было.

– Наши разведчики говорили, люди Рисэя после поражения рассыпались. Но с тех пор месяцы миновали. К тому же если Хафра против брата пошел, он мог на старую вражду плюнуть и объединиться с Похитителями. А с другой стороны, невыгодно Хафре сейчас в пустоши уходить, эдак Мадара все племена под свою руку возьмет. Сам Привратник не разберет, что будет. Комесу надобно решать – или всем нам в единый кулак собираться и дать бой, или уходить. Потому что правда ведь – если Хафра соберет орду, пусть и не такую, как у Бото или Тогона, комитам против нее не выстоять.

– На крайний случай у вас есть я.

Голос проклятой твари был холоден, глаза в темноте светились зеленым, как гнилушки над болотом, а может, это Келлаху после выпитого так казалось.

– Издеваешься? Ну конечно, тебе без разницы, будет война, нет ли, и сколько людей погибнет. Тебе без разницы, что михальцы, что степняки, что комиты, что землепашцы…

Он понимал, что этим ее не смутить. И не смутил, конечно.

– Отчего же, я очень хорошо помню, кто такие комиты. Или «красные куртки», или как вас еще на пограничных землях называют. Много лет такие, как они, убивали таких, как я – в лесах, в горах, на побережье. Иногда в бою, иногда, если удавалось взять живьем, сжигали заживо. А потом появился какой-то колдун и растолковал какому-то комесу, что убивать – не-це-ле-со-об-раз-но. Лучше заставить служить. Он мог, большие силы были подвластны ему. Вот я и служу верой и правдой – сначала тому комесу, потом его преемникам. И вот что я тебе скажу, Келлах Киан, – убивать было честнее.

Говорят, что весной и летом эти скудные края прекрасны. Что с приходом тепла земля покрывается настоящим ковром из трав и цветов: анемонов, гиацинтов, ирисов, лютиков, незабудок. Те цветы, что у имперских ценителей изящного считаются верхом изысканности, здесь растут на дикой воле, занимая пространство до самого горизонта. Степь становится то золотистой, то белой, то голубой, то лиловой. Даже скучные вереск и шалфей преображаются в пору цветения. Но сейчас – поздняя осень, и все кругом бурое и тусклое, глазу отдохнуть не на чем.

Однако тот, кто видел иные страны, иные горизонты, вряд ли прельстится даже цветущей степью. И вовсе не о сравнении этой оставленной богами местности с роскошью столицы идет речь. Достаточно вспомнить южные провинции, где море летом синее и ласковое, а в пору гроз приобретает благородный винный оттенок, где оливковые рощи окружают старинные города, построенные, когда династия Рароу была молодой, и, возможно, боги и демоны бродили по мощенным мрамором тропинкам в тени пиний, где нынче философы неспешно беседуют со своими учениками… и вот под такими пиниями ты схватываешься с расфранченным хлыщом, приехавшим приобщиться к мудрости прославленной академии. Философу не пристало терять над собою власть из-за любовной интрижки, еще меньше пристало обнажать из-за нее клинок, но терпеть наглость этого столичного ублюдка невыносимо. А потом выясняется, что болтовня ублюдка об его родстве с императорским домом не была враньем. А за пролитие драгоценной крови полагается казнь, как за государственную измену, и она постигла бы тебя, если б не оказалось, что одаренного студента академии уже давно выпасало местное отделение службы спокойствия. И ради спасения своей жизни тебе нужно отринуть прошлое и даже собственное имя. И ты без колебаний принимаешь это предложение, потому что тебе предлагают то, что вовсе не противоречит твоим убеждениям. После академии ты собирался служить империи и укреплению ее пошатнувшейся власти – и ты будешь делать это, пусть и на другом поприще.