Боги, вероятно, в те времена и впрямь были милостивы к строителям города, но выражалось это не прямым их участием. Камень для строительства частично везли с побережья, но в основном крепость строилась из кирпича, который производили и обжигали тут же, на месте. Уж чего-чего, а глины кругом было предостаточно, просто степняки еще ведать не ведали о таком достижении цивилизации, как кирпич.
Город был выстроен за несколько лет, а в последующие столетия, может, и не всегда процветал, но пользовался всеми благами, которые приносит принадлежность к империи и перекрестье торговых дорог. Степняков удалось замирить не сразу, но отодвинувшиеся в Степь гарнизоны исправно несли свою службу, и жизнь в Шенане была не более опасна, чем в любом большом городе. И горожанам хотелось верить, что именно стены и башни Шенана, исполненные мощи, внушают степнякам благоговейный страх.
Сказители могли сочинять сколько угодно душераздирающих историй о принцах-наместниках Шенана, в которых правдой было только одно – императорские наместники в Шенане и впрямь сидели, и некоторых из них связывало родство с правящим домом. Но какие бы страсти не кипели во дворцах и лачугах Шенана, город обрастал рынками, площадями, садами, фонтанами и прочими приметами благополучия. А то, что столицу сюда никогда не переносили, так оно даже и к лучшему – беспокойства меньше.
И все это рухнуло в одночасье из-за одного немытого кривоногого дикаря, который, упившись кумысом, возомнил себя вождем над вождями, и властелином над всеми племенами Степи. И чтобы утвердиться в этом звании, решил совершить невозможное – захватить Шенан.
Наблюдая за ходом осады, Ансгар Леопа вынужден был с прискорбием признать – служба спокойствия недоработала, и на месте архипрефекта он бы серьезно наказал куратора шенанской официи, допустившего важный промах, – иными словами, себя самого. То есть Ансгар знал, что Бото готовится к войне, о чем предупреждал соответственные инстанции, так что по закону винить себя было не за что.
Но Бото не сумел бы построить осадные машины без посторонней помощи. В степных племенах не водятся военные инженеры. Зато таковых легко могут предоставить враждебные государства. Либо объявятся предатели-добровольцы, по личным причинам затаившие злобу на империю.
Нельзя сказать, чтоб Ансгар ничего подобного не предполагал. Но он считал главным источником опасности Михаль, тем более что для этого имелись все основания. Тамошний аналог службы спокойствия давно стремился наладить связи со степными вождями. К тому же гнездо михальских шпионов обнаружилось если не в самом Шенане, то все же не так далеко от города.
Однако теперь, допрашивая пленных, захваченных воинами доблестного шенанского гарнизона во время вылазок и любезно предоставленных службе спокойствия («Я слышал, у тебя там даже покойники разговаривают», – добродушно повторил легат расхожее мнение), Ансгар знал, что ошибся. Предателем, сумевшим одолеть врожденное недоверие Бото ко всякого рода механике, оказался некий Саба из Батны. Уж чего бы вроде уроженцу этого исконно торгового города делать у степняков, которые и цены деньгам не знают? А он идейный, сволочь, выискался. Дескать, Батна – вольный город, и вся былые вольности ея присвоила проклятая империя. А империя та прогнила насквозь, внушал Саба на пирах у Бото. Ударь в одном месте – развалится все, и города и страны, которые были приневолены к так называемому союзу, вновь обретут свободу.
Бото на свободу Батны и прочих союзных территорий было наплевать, зато насчет «ударь – и развалится» – это он понимал. А Саба пообещал показать это наглядно. И откуда что берется, демон его заешь! Батна вошла в состав империи задолго до основания Шенана и, уж конечно, никак не была «приневолена». Напротив, батнийцы сами просились к империи под крыло ради защиты от дикарей или чудовищ, теперь уж не упомнишь за давностию лет. Главное, они сами этого хотели, а теперь выясняется, что империя их жестоко угнетала и лишала вольностей и прав. Болтуны, способные нести подобную противуправительственную чушь, время от времени попадаются в каждой провинции, но далеко не всегда они владеют специальностью, пригодной для поддержания этой чуши. Спрашивается, куда смотрел куратор батнийской официи? Ведь быть не может, что Саба до побега в Степь ничем не обнаруживал своих взглядов. Решительно, работа службы спокойствия требует серьезной проверки.
Так или иначе, мерзавцу несказанно повезло. Батнийские охранители не выявили его вовремя, а в Степь он подоспел тогда, когда Бото уже лелеял свои завоевательные планы. Иначе пас бы высокоумный Саба овец, собирал кизяк и питался объедками вместе с другими рабами. А теперь он, вместо того чтоб овцам хвосты крутить, строит онагры и катапульты. Между прочим, труднейшее занятие при тамошних условиях.
Людей, у которых из правильного места руки растут, он без особого труда нашел среди рабов, а кое-кто и явился сам. А вот о материалах этого не скажешь. Поэтому можно было не опасаться, что Саба создаст своему господину осадные башни – последнее слово в военной технике. Или построит полноценный палинтон. Лесу у него просто не хватит. Погрузить на телеги онагры и катапульты – вот что он сумел. Это уж и так для кочевников великое достижение.
Большего Ансгар пока не узнал, потому что пленники имели обыкновение быстро кончаться. Доблестные воины ХVI Вернейшего предпочитали не рисковать лишний раз и в поле выбирались редко – к великому разочарованию Бото и его орды. Одна из причин, по которой кочевники так презирали имперцев (к тому же регулярно терпели от них поражения) – те не откликались на ритуальные перебранки и не принимали вызовов на поединки. Тем не менее, степные воины с завидным постоянством пытались вывести солдат шенанского гарнизона из себя, выкрикивая все, что думают о них, их женах, матерях и прочей родне (благо язык здесь многие понимали), и звали померяться силами в бою, как подобает мужчинам. Однако, даже если б кому-то из легионеров или городских ополченцев, из тех, что помоложе и погорячее, и захотелось сразиться с кем-то из кочевников в поединке, этого бы не допустило начальство.
Зенон Целла был опытным командиром. Он принадлежал к знатному роду, но карьеру в армии сделал не по этой причине. Или, предположим, не только по этой. Ансгар Леопа присматривался к нему за те годы, что служил в Шенане, и мог сказать с определенностью: легат Целла не блистал полководческими талантами – при его положении командующего на границе это было бы скорее опасно, однако таланты с успехом заменял жизненный опыт. Он строго чтил дисциплину, но был осторожен и не расходовал зазря ни людей, ни припасы. И если б кто-нибудь попытался поперек приказа выказать личную доблесть, Зенон Целла, может, и не отправил бы нарушителя на колесо – казнь эта, хоть и освящена законами и традицией, но трудоемкая и хлопотная. А вот выпороть или чистить армейские нужники – всегда пожалуйста. И в бой отправлял своих людей, когда предоставлялась возможность нанести урон противнику, воспользовавшись сведениями, предоставленными как армейской разведкой, так и официей службы спокойствия. Ансгар и раньше снабжал его данными, полезными для укрепления обороноспособности города. И Целла, надо отдать ему должное, не воротил носа от такого источника, в отличие от некоторых военачальников, с которыми Леопе приходилось работать раньше. Дружбы между легатом и куратором официи не было – и сложно бы представить дружбу между людьми в таких званиях, – но они взаимно уважали друг друга. Сейчас, когда пошла четвертая седмица осады, а известия о подкреплении все не было, Целла делал все возможное, чтоб сохранить силы своего гарнизона и удержать город. Он все просчитал – в открытом бою кочевники способны просто задавить легионеров количеством, и конница у них лучше. Но для того, чтоб штурмовать город, степнякам не хватит ни опыта, ни терпения.