– О, я знаю это место, – сказал Виктор с внезапной пылкостью, как только они оказались у церквушки. – О да, да, я приходил сюда с Юдитой. Юдита… – Виктор нахмурился, пытаясь воспроизвести в памяти мимолетно мелькнувшую картинку.
Солдат в черной форме взошел на крыльцо и молча закурил сигарету. У Виктора откуда-то из потайных глубин всплыли другие, не связанные с Юдитой воспоминания. Древняя древесина, поддающаяся ножу в руке… он что-то вырезает ножом.
– Не хотели бы вы посидеть здесь и немного почитать книгу, Виктор? – предложил Платнер. – Здесь спокойно, тихо. Затем, на обратном пути, вы расскажете мне о славянской мифологии.
– С удовольствием. – Виктор открыл книгу и положил ее себе на колени, но перед тем как приступить к чтению, снова обратился к Платнеру: – Спасибо, что привели меня сюда. Это заставляет меня чувствовать себя счастливым. Иногда мне так грустно, – сказал он. – Иногда меня охватывает непреодолимая тоска. Скажите, доктор, я правда злой человек?
Платнер вздохнул так тяжело, что Виктор забеспокоился.
– Все относительно, Виктор. Боюсь, что еще более непреодолимая тоска, еще большее безумие настигнет всех нас.
Платнер отошел, и Виктор приступил к чтению о древних демонах и богах славянских лесов. Он с восторгом думал о том, насколько прекрасно это место, и был благодарен доктору Платнеру за возможность прийти сюда. Он был настолько умиротворен и поглощен книгой, что не обратил внимания на чужеродные для леса звуки. Он не слышал, как солдат спустился по деревянным ступеням часовни, как заскользил металл по металлу, как раздался механический щелчок спускового механизма.
Виктор Косарек едва успел почувствовать холодный поцелуй ствола винтовки на затылке, прежде чем его собственная великая печаль закончилась.
Второй эпилог
Сан-Франциско, 1969
Стояла поздняя осень. Светало. Утреннее небо над Сан-Франциско было голубым и безоблачным, поэтому Джон Харвестер приоткрыл крышу своего кабриолета, когда ехал по городу в офис. День обещал быть солнечным, и это было приятным бонусом. Жизнь казалась Харвестеру подарком, она была просто великолепной. Он был молод, привлекателен, успешен и богат.
Харвестер не позволил новостям, лившимся из радио, испортить ему настроение. Сан-Франциско лихорадило по двум причинам: землетрясение и невозможность противостоять темной воле преступника. Первый репортаж был о постоянно растущем счете на восстановление последствий подземных толчков в Санта-Розе, которые настигли регион две недели назад; второй – о продолжающемся терроре со стороны убийцы по прозвищу Зодиак.
Диктор сообщил, что маньяк отправил еще одно письмо в «Сан-Франциско хроникал», и на этот раз вложил в конверт пропитанный кровью лоскут рубашки своей последней жертвы, чтобы доказать серьезность своих намерений. В этом письме Зодиак сообщил, что планирует напасть на школьный автобус и убить всех находящихся в нем детей. Все знали, на что он способен, и угроза была зловещей. Город был близок к паранойе. Будучи психиатром, Джон Харвестер находил удивительным, как злая воля одного человека может заразить паникой все население Сан-Франциско, насчитывающее почти три четверти миллиона жителей.
Припарковавшись на подземной автостоянке, Харвестер поднялся на лифте в свой офис на восьмом этаже. Он улыбнулся своему отражению в дымчатом стекле лифта: его итальянский костюм, рубашка и шелковый галстук были самого лучшего качества; модно постриженные темные волосы аккуратно уложены, лицо покрыто приятным загаром. Все в нем говорило о жизни, еще не прожитой и на половину, но уже полной свершений.
Он вышел из лифта. Его приветствовала Джоди, помощница. Высокая, стройная и светловолосая Джоди была взята на эту должность скорее благодаря внешним данным, но, к счастью, она оказалась неплохим администратором. Уютный кабинет с дорогой авторской мебелью, картины Поллока на стенах… Далеко не каждый психиатр мог себе такое позволить, но и пациенты у Джона Харвестера были исключительные.
Харвестер всегда руководствовался большими амбициями. Когда он был студентом, а потом начинающим врачом, он хотел изменить мир к лучшему, найти новые способы лечения болезней ума. Но затем фокус сместился. Список пациентов превратился в список клиентов, и лечить он стал не психозы отчаявшихся, а неврозы богатых, преуспевающей элиты Калифорнии, в том числе голливудских звезд.
У Харвестера теперь было все, кроме одного: он хотел, чтобы его имя было занесено в историю психиатрии. Путь к этому он видел в том, чтобы написать книгу. Как только его теория, изложенная в книге, увидит свет, его будут воспринимать совсем по-другому.
– Здравствуй, Джоди, – улыбнулся он. – Какое прекрасное утро.
– Да, доктор Харвестер. Но вы слышали жуткие новости? Это письмо в «Сан-Франциско хроникал»… Думаете, он это сделает? Я имею в виду школьный автобус.
– Я думаю, этот парень способен на все, – ответил Харвестер.
– О нем говорят, что он умен. Что он практически гений. Вы читали, что какие-то люди в Салинасе расшифровали криптограмму, которую он прислал в прошлый раз? Ну, по крайней мере, большую ее часть.
– Нет, не читал. И что же там сказано?
– Волосы дыбом. Зодиак говорит, что он убивает всех этих людей, чтобы они служили ему после смерти, что они будут его «рабами и игрушками». Вот прямо так и сказал. Почему его никак не могут поймать?
Харвестер немного помедлил с ответом.
– Я полагаю, – сказал он наконец, – что его никогда не поймают, потому что Зодиак не знает, кто он.
– Простите, я вас не понимаю.
– Я думаю, что этот парень хорошо спрятался даже от самого себя. Ну же, Джоди, вы переписали достаточно моих заметок, чтобы понять мою концепцию. Возможно, причина, по которой убийцу так и не поймали, заключается в том, что некий человек просто не знает, что он Зодиак, не понимает этого.
– Что? – Джоди мило нахмурилась. – Вы и в самом деле полагаете, что кто-то может быть Зодиаком и не знать об этом?
– Такое вполне вероятно. Да… – Ему вдруг пришла в голову мысль. – Может быть, мне стоит описать Зодиака в своей книге, – произнес он вслух.
В книге, которая еще не была завершена, Харвестер доказывал, что множественные расстройства личности гораздо более распространены, чем считалось до настоящего времени. Возможно даже, такие расстройства – в разной степени – были элементом психологии каждого человека. В каждом из нас сосуществует и ангел, и демон, и Харвестер был полон решимости доказать это.
Он рисковал, проводя эксперименты на своих знаменитых пациентах без их ведома. Но собранные им данные, вне всякого сомнения, будут представлены с соблюдением полной анонимности. К тому же тиопентал и лоразепам, которые он использовал на сеансах, имели эффект амнезии: пациенты ничего не помнили, и только он знал полное содержание их бесед. И, конечно, были аудиозаписи, которые он делал для себя.