– То, что вы называете аспектом дьявола?
– Совершенно верно, – кивнул Виктор. – Все наши концепции зла заключаются именно в этом аспекте, поэтому я и дал ему такое название. Дьявол сокрыт во всех нас, мы все время от времени подпадаем под его влияние, но наше здоровое эго контролирует негативные вспышки. Однако в случаях серьезного расстройства дьявольский аспект отделяется и начинает самостоятельную жизнь, часто даже принимая физическую форму в глазах пациента, который видит в «дьяволе» непреодолимую, контролирующую все его действия внешнюю силу. Это понятно – примириться с собой легче, если можно обвинить кого-то или что-то в своих худших поступках.
– Как произошло с Бихари, – кивнул Смолак.
– Я вам так скажу, такое может быть с любым из наших пациентов. И эта кровавая история может быть повторением другой истории.
– Что вы имеете в виду? – спросил Смолак.
– Допустим, ваш убийца действительно черпает вдохновение в деяниях того, кто совершал преступления в Англии пятьдесят с лишним лет назад, но ирония заключается в том, что лондонский убийца сам мог страдать от такого же расстройства. Джек Потрошитель, как и Кожаный Фартук, мог быть дьявольским аспектом какой-то ничего не подозревающей души.
Смолак вздохнул.
– Убийца, который прячется от самого себя.
– Возможно. – «Расскажи ему о Филипе. Скажи ему», – продолжал терзать себя он. – Но рано или поздно вы обнаружите, что он оставляет вам подсказки, чтобы вы смогли выйти на него.
– Я должен спросить об этом, – перевел разговор на другую тему Смолак, – как бы маловероятно это ни звучало, есть ли шанс, что один из ваших пациентов выходит отсюда без вашего ведома?
Прежде чем Виктор успел ответить, дверь открылась, и вошел Вацлав Бартош. Заметно было, что он расстроен.
– Когда вы будете проводить сеанс с моим братом? – сразу спросил он Виктора Косарека.
– Сегодня вечером. Через час после того, как пациенты поужинают.
3
– Что раньше было в этом месте? – спросил Вацлав Бартош.
Виктор привел полицейских в комнату для сеансов, и они с любопытством оглядывались. Толстые стены, высокие своды потолка с деревянными балками, кушетка для пациента, обшитая темной кожей, новейший магнитофон на столе…
– Скорее всего здесь хранили продукты или зерно. Если верить легенде, в этой башне был замурован Ян Черное Сердце. Должно быть, где-то за стенами покоятся его останки. Из любопытства я пытался найти потайную дверь, но у меня ничего не вышло. Башня упирается в скалу, которая возвышается за замком, маловероятно, что там есть какие-то ходы.
– Вы уверены? Учитывая бесчинства Кожаного Фартука в Праге, думаю, можно понять мое беспокойство…
– Уверен, – кивнул Виктор. – В любом случае, отсюда не так-то просто добраться до Праги, особенно если нет денег и подходящей одежды.
– А что насчет сообщника снаружи? – спросил Смолак.
– Нет, исключено. Мы находимся далеко от цивилизации, а местные жители избегают замка из-за его темной истории и нынешних обитателей. – Виктор терпеливо улыбнулся, но вдруг вспомнил о глаголическом послании. Он решил не посвящать гостей в такие подробности, посмотрел на часы и произнес: – Боюсь, мне придется попросить вас, господа, занять отведенные вам места. – Он указал на два складных металлических стула у стены. – При приглушенном свете вы будете вне поля зрения Доминика. Я должен попросить вас хранить молчание. Важно, чтобы он не знал о присутствии кого-либо, кроме меня. Это особенно касается вас, доктор Бартош. Если ваш брат узнает, что вы здесь, у него может возникнуть желание пообщаться с вами, а не со мной.
– Понимаю, – кивнул медик.
Виктор подождал, пока они сядут, и проверил оборудование. Переживания по поводу Филипа отступили. В конце концов, его подозрения основывались на интуиции и совпадениях. А под описание Кожаного Фартука мог подойти любой человек, у которого есть темное пальто и шляпа, что признает и сам полицейский.
Все происходило как обычно: санитары привели Доминика Бартоша, пристегнули его к кушетке, Виктор включил магнитофон, сделал инъекцию и дождался, пока лекарства подействуют.
Правда, на этот раз он снизил дозу наркотического коктейля. Если Бартош проявит персонализированную форму аспекта дьявола, как это случилось с Зелены, Виктор хотел, чтобы пациент находился под его исключительным контролем.
Отвечая на вопросы доктора, Доминик Бартош говорил тихо и неторопливо. Он подтвердил свое имя, место рождения и рассказал в подробностях о своих ранних годах, проведенных вместе с любимым и любящим братом-близнецом.
– Вы знаете, почему вы здесь? В этой клинике? – спросил Виктор.
– Из-за моих экспериментов. Из-за объектов, которые я использовал, чтобы сформулировать и доказать свою теорию трансмерных резонансов.
– Вы имеете в виду людей, которых вы убили?
– Я имею в виду квантовых путешественников. Темных оборотней, которых я отправил в другое измерение.
– Но вы понимаете, что убили их? Что они мертвы?
– Мертвы? – Ученый задумчиво нахмурился. – Вопрос вот в чем: действительно ли они мертвы или просто переместились?
Виктор сделал паузу.
– Вы были ученым?
– Квантовым физиком, да. Я ученый, я был и остаюсь исследователем Вселенной, ее механики. Невозможно удовлетворить свое любопытство, доктор. Запрашивающий ум не увядает в заключении, он просто приспосабливает область своего исследования к меньшему сегменту Вселенной.
– Вы говорите о теории межпространственного резонанса. Возможно, позже вы сможете объяснить ее мне, как непрофессионалу.
– Но вы профессионал, доктор Косарек, – возразил Доминик. – Вы исследователь в области, которая однажды будет неразрывно связана с моей. Однажды квантовая механика мозга будет признана: суперпозиции, запутанность, многомерная бесконечность человеческого разума.
– Давайте начнем с начала, профессор, – мягко произнес Виктор. – Давайте вернемся к тому, с чего все это началось.
– Что именно началось?
– Ваша вера в науку. Когда начались ваши видения, – сказал Виктор. – Когда вы начали убивать.
4
– Полагаю, все началось, когда я покинул Карлов университет, – сказал Бартош. – Там пытались убедить меня, что это просто срыв, вызванный переутомлением, но это не так. Это было разочарование, я просто не мог решить задачу, которую поставила передо мной теория. Я ощущал это физически, как зуд в голове, как зернистость в мозгу. Я знал, что ответ лежит в пределах досягаемости, это было мучительно: не понимать, в каком направлении двигаться дальше, чтобы достигнуть результата.
Мои исследования никогда бы не завершились, останься я в университете, поэтому я принял решение уйти в продолжительный творческий отпуск. Я переехал в Кутну-Гору, туда, где вырос с братом.