– Нет, детка. Поверь мне, я не ответил Большому Сэму, потому что подумал: вдруг тебе захочется вступить в Круг? Мне и самому Сэм не очень нравится – плохая аура.
– Здо́рово! Милый, я не против свинга; я ведь обещала тебе еще перед свадьбой. И когда ты просил, не отказывала. Мне даже понравилось – вот только один раз было скучновато. Но я люблю оценивать новых людей.
– Держи свою пиццу и залезай на трон. Раскрашу тебе ноги, пока ешь.
– Хорошо, милый.
Юнис забралась на кресло для натурщицы, держа в каждой руке по куску пиццы. Длительное время в квартире раздавался лишь хруст откусываемого теста да приглушенные ругательства Джо, переходящего от восторга к отчаянию и наоборот. Никто не замечал издаваемых другим звуков; Джо Бранка вошел в творческий транс, его жена наслаждалась моментом любования.
Наконец Джо подал ей руку и сказал:
– Слезай.
– Можно взглянуть?
– Еще нет. Надо раскрасить грудь и под ней. Не поднимай руки, хочу все осмотреть.
– Ты ведь каждый волосок на моем теле знаешь.
– Тихо. Надо обмозговать утреннюю раскраску.
Пораздумав, Джо сказал:
– Думал тут, не слишком ли для твоего босса, если появишься в одних стрингах. Всё, дотумкал.
– И?
– Нарисую лифчик.
– Милый, но ты все испортишь! Русалки не носят лифчиков!
– Думал. Плохая эмпатия. Пусть будут раковины. Такие выгнутые, ребристые, сама знаешь.
– Извини, милый, но я не знаю. В Айове нет моря.
– Не важно. Раковины уберут плохую эмпатию, все символы один к одному. – Джо ухмыльнулся. – Красотуля моя, я нарисую лифчик из раковин так натурально, что твой босс весь день будет гадать, правда это лифчик или все-таки нарисовано. Если сломается и спросит – я выиграл!
Юнис весело засмеялась:
– Джо, да ты гений!
4
Не успел доктор Бойл выйти из операционной, как мистер Саломон вскочил:
– Доктор!
Бойл чуть замедлил шаг:
– Ох. Опять вы. Валите к черту в ад!
– Когда-нибудь обязательно, но подождите минутку, доктор.
Хирург ответил со сдержанной яростью:
– Послушайте, любезный… я оперировал одиннадцать часов с одной короткой передышкой. Теперь я ненавижу всех, особенно вас. Оставьте меня в покое.
– Я думал, вам не помешало бы выпить.
Бойл неожиданно улыбнулся:
– Где ближайший паб?
– В двадцати шагах отсюда, на этом этаже. В моей машине. Австралийское пиво на любой вкус – холодное и комнатной температуры. Виски. Джин. Чего изволите.
– Чертовы янки, умеете убеждать! Ладно, только переоденусь.
Врач развернулся, но Саломон остановил его:
– Простите за вольность, доктор, но я распорядился сложить вашу верхнюю одежду к вам в сумку и отнести в машину. Не будем тянуть с выпивкой.
Бойл тряхнул головой и усмехнулся:
– И впрямь вольность. Отлично. Если запах вас не смущает, помоюсь и переоденусь в гостинице. Смелей, Макдуф!
Саломон ничего больше не сказал, пока они не оказались в машине с бокалами пива – крепкого австралийского для хирурга и слабого американского для Саломона. В юности будущий юрист как-то перебрал австралийского пива и с тех пор относился к нему с опаской. Огромный автомобиль мягко тронулся с места и дальше ехал плавно – Рокфорда предупредили, что пассажиры будут выпивать.
Когда гость наполовину осушил бокал и блаженно вздохнул, Саломон спросил:
– Доктор, как прошла операция?
– А? Да как по маслу. Мы готовились, отрабатывали, сделали, как же еще? Команду вы мне подобрали отличную.
– То есть вы хотите сказать, что операция прошла успешно?
– «…но больной умер». Вторая половина присказки.
Джейкоб Саломон почувствовал разом горечь и облегчение.
– Что ж, я этого ждал. Спасибо, доктор. Знаю, вы сделали, что могли.
– Да подождите! Я не сказал, что этот больной умер, просто закончил присказку. Операция прошла по плану, состояние больного, когда я оставлял его команде ассистентов, было удовлетворительным.
– Так вы полагаете, он выживет?
– Не «он», а «оно». Сейчас это не человек, и не факт, что когда-нибудь станет человеком. Умереть оно не может, если только суд не разрешит отключить систему жизнеобеспечения. Тело молодое и здоровое. При нынешней поддержке оно будет существовать – не как человек, а как протоплазма – сколь угодно долго. Годы. Мозг, когда я уходил из операционной, тоже был жив; наблюдался сильный альфа-ритм. Он тоже не умрет, поскольку его питает кровь здорового тела. А составят ли мозг и тело живого человека… вы в какую церковь ходите?
– Ни в какую.
– Жаль. Я хотел посоветовать вам позвонить Господу Богу и спросить у Него, поскольку сам ответа не знаю. Я сумел сохранить сетчатку и внутреннее ухо – первым из хирургов, кстати, хоть меня и называют жуликом, – а значит, оно, возможно, будет видеть и слышать. Возможно. Если спинной мозг срастется, не исключено, что восстановятся некоторые моторные функции, и тогда оно будет обходиться без части систем обеспечения. Но скажу вам чистую правду: скорее всего, этот мозг никогда не обретет связи с реальностью.
– Надеюсь, ваши опасения беспочвенны, – мягко ответил Саломон. – От этого зависит ваш гонорар. В договоре указано, что пациент должен как минимум видеть, слышать и говорить.
– Чушь собачья.
– В ином случае я не смогу выплатить вам деньги. Извините.
– Ошибаетесь. Да, упоминалась премия, до смешного большая сумма, о которой я и не думал. Ваш брат-крючкотвор может брать гонорар только в случае успеха, а у нас, мясников, другие правила. Мне платят за то, что я оперирую. Я прооперировал. Точка. Я добросовестный хирург, что бы ни говорили эти сволочи.
– Кстати. – Саломон достал конверт. – Вот ваш гонорар.
Хирург сунул конверт в карман.
– Не хотите пересчитать? – спросил Саломон.
– Зачем? Либо здесь условленная сумма, либо я иду в суд. Сейчас мне и то и другое глубоко фиолетово.
– Еще пива? – Саломон открыл новую бутылку убойного пойла из страны антиподов. – Ваши деньги – точнее, золотой эквивалент – в швейцарском банке. В конверте – документ с номером счета. Плюс уведомление, что мы оплачиваем все ваши издержки, все положенное вашей команде, все компьютерное время, все счета клиники и что там еще потребуется. Но я надеюсь позднее вручить вам и ту «до смешного огромную премию».
– От подарка не откажусь. Медицинские исследования дороги, и я намерен их продолжать. Хочется, чтобы в истории науки мне достался уважительный абзац, а не слава шарлатана.