Хаос и симметрия - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Аствацатуров cтр.№ 12

Чтобы родился новый (сильный, плодородный) мир, старый мир нужно спровадить, разъять, ритуально убив и расчленив его заместителя-жертву. Ритуал возвращает жизнь к точке, где все берет свое начало, где все сакрально и все собирается: жрец, жертва, музыка, слово. Когда-то давно ритуал регулировал жизнь так же, как сейчас ее регулируют ежедневники. Джойс полагает, что в современной городской жизни, в ее заботах различаются древние ритуалы, и потому вся она в совокупности возводится к доисторической архаике. А вместе с ней и городские обитатели, оказывающиеся то в роли жрецов, то в роли жертв, то в роли умирающих (воскресающих) богов растительности.

Блум в романе постоянно ассоциируется с этим богом из книги Фрэзера. На это обстоятельство недвусмысленно указывает его настоящая фамилия (bloom – цветок, цвести) и фамилия выдуманная: письма к свой эпистолярной любовнице Марте Клиффорд он подписывает как Генри Флауэр (flower – цветок). Но куда важнее другое. В каждой главе, произведя какое-то действие, Блум совершает ритуал, то есть собирает мир воедино, правда, на какое-то мгновение, чтобы в следующее тотчас же все растерять. Сам персонаж, разумеется, толком ничего не осознаёт – в его представлении, да и в нашем, читательском, это самые обычные, ничем не примечательные поступки. Их вопиющая обыденность – признак едкой иронии, призванной подчеркнуть, что авторский анализ не следует воспринимать всерьез, что здесь царство здорового смеха и безудержной литературной игры.

* * *

Я позволю себе остановиться на одном подобном эпизоде из 8-й главы романа, “Лестригоны”, и попытаюсь показать, как собирается текст Джойса. Но сперва – одно предварительное замечание. В этом эпизоде, как и во всех главах романа, разворачивается поток сознания Блума, включающий: 1) реакцию Блума на окружающие вещи и события; 2) воспоминания и цитаты, как бы случайно возникающие в его голове; 3) заглавную мысль, к которой он постоянно возвращается, – измена жены.

Это лишь внешний план. Самое существенное здесь – скрытые бессознательные мотивы, направляющие мысли и переживания персонажа и определяющие движение текста. С ними мы и будем разбираться?

Внешне событийная картина вполне проста, реалистична и даже гиперреалистична. Блум заходит на мост О’Коннелла (Джойс воссоздает Дублин с точностью топографа), смотрит на баржи, плывущие по Лиффи (река, на которой стоит Дублин), наблюдает за чайками. Он подходит к лотку старушки, торгующей яблоками и сластями, покупает пару пирожков, разламывает их на кусочки, бросает в Лиффи и видит, как чайки их подбирают. Потом Блум начинает размышлять, довольно хаотично, как водится у Джойса, о морских птицах, вернее, о том, каковы они на вкус. Мясо морских птиц, рассуждает Блум, отдает рыбой, видно, потому, что они питаются одной рыбой. Эти глубокомысленные наблюдения переносятся на других птиц, на животных и на людей:

В поисках ответа на свой вопрос Блум опять начинает разглядывать реку под мостом, видит барку, облепленную рекламными объявлениями, сдержанно одобряет идею размещения рекламы на ней и начинает философски размышлять о том, можно ли вообще владеть водой.

Затем Блум вспоминает рекламные ухищрения доктора-шарлатана, обещавшего вылечить незадачливых любовников от триппера, и, наконец, его размышления прерывает тревожное чувство…

Если прочитать текст на символическом, ритуальном уровне, легко убедиться, что этот внешне хаотичный материал на самом деле строго упорядочен. Действие эпизода происходит на мосту – здесь Блум кормит чаек и здесь же предается своим нехитрым мыслям. Мост, как известно, устойчивый символ, фигурирующий в различных мифологиях и текстах. У Амборза Бирса в рассказе “Случай на мосту через Совиный ручей” мост – иронический знак перехода из мира земного в мир иной – злая насмешка над плантатором Пейтоном Факуэром, которому предстоит на этом мосту быть повешенным и отправиться на тот свет. У Генри Миллера, так же как и у Фридриха Ницше, мост – символ изменчивой, становящейся человеческой природы, того, что в ней нужно любить и взращивать. “В человеке, – громогласно объявляет Заратустра, – важно то, что он – мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он – переход и гибель”. У Джойса мост, скорее всего, точка всеобщей связи, земного и небесного, воды и суши, духа и тела, точка сборки, словом, самое подходящее место для того, чтобы осуществить ритуал. И Блум его неосознанно со ^[9] вершает, творит жертвоприношение, символически собирая разорванный мир в единое целое. Он выступает в роли жреца, а в качестве пародийной жертвы здесь используются пирожки, которые Блум жречески разрывает и которые подбирают чайки, пародийные посредники между богами и людьми. Став на мгновение жрецом, Блум тотчас же ощущает, как это обычно происходит в ритуале, единение со всеми его участниками. В данном случае это чайки:

Манна, упомянутая Джойсом, усиливает ситуацию, отождествляя Блума-жреца с Богом, утоляющим голод страждущих иудеев. Блум на протяжении всего романа неоднократно отождествляется с иудейским Богом и с Моисеем.

Мысли, посещающие в этот момент Блума, под стать его ритуальным манипуляциям. Рассуждая о вкусе морской птицы, о физической связи пищи и организма (“Откормить индейку скажем каштанами у нее будет и вкус такой. Ешь свинину сам как свинья”), Блум тем самым устанавливает связь всех жизненных форм (людей, животных, птиц) и неосознанно осуществляет принцип симпатической магии, о которой писал Фрэзер.

Рыба, традиционный символ плодородия, появляется в романе в сознании Блума, когда он совершает те или иные ритуальные действия. Возникающий у Блума бытовой вопрос на самом деле – вопрос о нарушении закона магии, о разрушении единства мира, об изъятости из жизни. Ответ на него Блум получает, еще раз взглянув на реку (поток жизни) и увидев баржу с рекламным объявлением:

Недурная идея. Интересно платит ли он за это городу.

Блум обращает внимание на рекламу по вполне прозаической причине – он рекламный агент, и тут у него профессиональный интерес. Идея невозможности овладения водой перерастает в его сознании в проблему овладения жизнью или в проблему познания жизни. За этими размышлениями следует замечание о недобросовестной рекламе, которую лепил в сортирах некий шарлатан.