Гарриет улыбнулась:
– Как говорила Эвис?
Пен помотала головой:
– Не совсем.
Гарриет бросила на отца тревожный взгляд:
– Папа, ты от нас не уйдешь? Ты с нами не прощаешься?
– Гарриет, я не уйду, – попытался ободряюще улыбнуться он. – Не беспокойся.
Но Гарриет беспокоилась. Она оглянулась на Пен и медленно, уже не вприпрыжку побрела к пруду.
Боже! Гарри посмотрел на Пен. Ему хотелось высказать все начистоту. Почему она так сурова и как она смеет расстраивать их дочь? Но он сдержался. Опыт подсказывал, что не стоит терять самообладания.
– Боже… Пен!
Краем глаза он видел, как Гарриет остановилась и оглянулась, поэтому он сказал почти шепотом:
– Понимаю, ты сердишься на меня, хотя не знаю за что. Но, пожалуйста, не называй меня «милорд».
Гарри видел, как Пен вздрогнула, и пожалел ее, но если она хотела вонзить ему в сердце нож, пусть бьет честно, с открытыми глазами.
Пен кивнула:
– Ты прав, Гарри. Я пыталась упростить себе задачу, но это нечестно. – Она пару раз глубоко вздохнула и отвела глаза. – Я…
Она снова остановилась, и у него сжалось сердце. Ему больно было смотреть, как Пен страдает.
«Из-за чего?»
Верно. Гарри молча ждал.
Пен начала снова:
– Прошлой ночью я говорила с Джо. Она вдова. Я думала, Джо сможет помочь мне кое-что понять.
Боже, звучит скверно и двусмысленно.
– Пен, я не умер.
– А я не твоя жена и не буду ею.
Она сказала это словно невзначай, но… Она думала, что он должен сделать ей предложение?
Нет. Она так не думала.
«А я думаю, что должен сделать ей предложение?»
Гарри замер, оглушенный этой мыслью.
Боже! Не будь он графом Дэрроу, он мог бы просить ее руки. Но он – граф. Графы не женятся на крестьянских дочках, по крайней мере в Англии.
– Гарри, я всю ночь думала и решила, что не поеду с тобой. Сейчас. А может, и никогда.
– Пен…
Она подняла руку.
– Нет. Я знаю – да, я боюсь, – ты можешь уговорить меня изменить мое решение, но это будет ошибкой.
Она опустила глаза и глубоко вздохнула. Когда Пен подняла глаза, на ее лице читалась решимость.
– Позволь мне объясниться, – настаивал Гарри.
– Хорошо. Я выслушаю, но не обещаю, что соглашусь.
«Она не поняла?»
– Пен, речь идет не только о твоей, но и о моей жизни, о жизни Гарриет.
Он посмотрел на свою – на их дочь. Гарриет что-то кидала – дикие яблоки? – в воду. Утки отплыли подальше, смотрели и крякали.
Пен тоже глядела на Гарриет.
– Да, знаю. – Она перевела взгляд на него. – Гарри, я тебя люблю. Всегда любила и всегда буду любить. – Эти слова Пен произнесла медленно и печально. С горечью.
Гнев, страх охватили его, и он вдруг выпалил:
– Пен, я тоже тебя люблю!
Она вздрогнула.
Черт. Только хуже. Гарри захотелось непристойно пошутить, но он сдержался. Сейчас не время для сальностей.
Он попытался говорить мягче:
– Тогда в чем проблема?
Пен посмотрела ему в глаза, спокойно и решительно сказала:
– Любовь – это еще не все. Разве ты этого не понимаешь?
– Нет.
Любовь – это все. Любовь была для них всем. Как она этого не понимает?
Отчаяние породило гнев. Ему необходимо…
«Не терять самообладания. Скандал не поможет».
Пен помрачнела еще сильнее, в ее голосе послышались нотки раздражения.
– Это потому, что ты не хочешь открыть глаза и посмотреть. Гарри, мы живем не в сказочном царстве. Мы в Англии, в Дэрроу или в каком-то из твоих поместий…
– И?
«К чему она это?»
– И я думаю: как люди отнесутся ко мне, к Гарриет, к другим нашим возможным детям?
Гарри снова ощутил прилив негодования.
– Отнесутся, как подобает, или им придется иметь дело со мной.
– Нет. Они будут шептаться у нас за спиной и показывать пальцем, это если нам еще повезет. – Пен снова посмотрела на Гарриет. – Мне все равно… – Пен на миг замолчала и вздохнула: – Нет, неправда. Не все равно. Но меня убьет, если люди будут жестоки к нашим детям. Я помню свою реакцию, когда недавно Верити издевалась над Гарриет. Я не смогу жить в деревне, полной таких Верити.
– Пен, ты ошибаешься.
Конечно, ошибается. Она ничего не знает о высшем обществе. Он объяснит ей – и она поймет.
– У многих аристократов есть незаконнорожденные дети…
Пен прервала его:
– Гарри, ты понимаешь, что ты сейчас сказал? Какое употребил слово? Тебе хотелось бы быть незаконнорожденным?
Он нахмурился, открыл и закрыл рот. Если честно, он не готов был сказать «да».
– Бедная Гарриет уже незаконнорожденная, – сказала Пен. – С этим ничего не поделаешь. Я пыталась. Придумала себе мужа, погибшего на войне, но эта ложь больно по мне ударила. Потому я больше и не хочу детей с таким клеймом.
Ах вот в чем проблема!
– Но это совсем другое дело. На этот раз я буду тебя поддерживать. Ты не останешься одна.
Он подался вперед, словно каким-то волшебством мог против ее воли добиться от нее согласия.
– Пен. У меня есть власть, и власть немалая. В Европе я сколотил состояние, а теперь к нему добавились влияние и титул. Я смогу защитить тебя, окажу тебе поддержку. Ни ты, ни наши дети ни в чем не будут нуждаться. А когда придет время, Гарриет и любая другая из наших будущих дочерей достойно выйдут замуж, каждой я дам приданое.
Но и эти доводы Пен не убедили.
– А если у нас будут сыновья?
Гарри моргнул. О сыновьях он не подумал.
– Тогда я найду им занятие.
– Что если наш первый сын родится раньше, чем в твоем браке с леди Сьюзен, или на ком ты там женишься? Не ранит ли нашего сына, что его сводный младший брат получит то, что принадлежало бы ему, не имей он несчастья родиться от меня?
Возможно, это самая горькая пилюля, которую придется проглотить. Гарри никогда не завидовал графскому титулу Уолтера, однако для подобных притязаний у него никогда и не было оснований.
– Если мой внебрачный сын не сможет претендовать на титул по закону, а его младший брат станет выше старшего… – Он запнулся.