Когда статуя оживает - читать онлайн книгу. Автор: Елена Усачева cтр.№ 28

Платон почувствовал, как шея его деревенеет и как ему становится трудно повернуть голову, чтобы посмотреть, кто же это сделал.

Выключатель был рядом. Можно было протянуть руку и коснуться его заляпанной краской поверхности. Так он и сделал. Выключатель оказался холодным и немного влажным. Прямо у вожатого на глазах клавиша, звонко цокнув в тишине, провалилась одним краем внутрь, и лампочка умерла. Потом какая-то неведомая сила надавила на верхнюю часть клавиши. Тусклый свет озарил крыльцо.

Цок. Свет. Цок. Темнота. Цок. Свет. Цок. Темнота.

Когда свет загорелся в очередной раз, Платону сначала показалось, что он ослеп, – до того все стало нестерпимо белым. И только когда он начал различать предметы, то увидел, что прямо перед ним стоит огромная белая статуя барабанщицы. Голова у нее была наполовину разбитая. Глаза смотрели пристально.

Именно смотрели. Были они темные и выглядели ярким пятном на белом лице. Темные губы кривились в наглой ухмылке. Рука с палочкой была вытянута в сторону выключателя. Легкий нажим, и все вокруг исчезло. Остался белый силуэт статуи, да от яркого света перед глазами Платона танцевали разноцветные бабочки-искры.

Свет загорелся.

До Платона дошла страшная правда.

– Тебя же разбили! – еле слышно прошептал он.

– Разбили. Но не меня, а ту, другую. А я лежу, закопанная под крестом.

С этими словами барабанщица резко приблизила свое лицо к лицу вожатого, и они оба растаяли во вновь наступившей темноте.

Увидев это, Глебов чуть не слетел с подоконника.

Как открыть фрамугу, они придумали давно, и вот сейчас, распахнув окно, внимательно следили за передвижениями вожатого. Что происходило под козырьком, было не очень хорошо видно. Платон постоял там какое-то время, потом замигал свет и на крыльце возникла статуя. Они обменялись двумя фразами и растворились в резко наступившей темноте.

Серега схватил опасно покачнувшегося приятеля за пятку и втащил в палату. Глебов больно врезался подбородком в батарею, лязгнул зубами и упал на пол.

– Ну? – Щукин удивленно смотрел в испуганное лицо друга.

– Она… она…

– Говори! – толкнул его Серега.

– Там Платон стоял. И она…

– Нет, значит, Платона?

Щукин осторожно выглянул на улицу, потом захлопнул окно – сильно, до упора, до жалобного звона стекла. Задернул штору.

– Так, отсюда надо линять.

– Куда? – с тоской в голосе спросил Василий. – Из окна прыгать будешь? Прямо в нежные объятия этого чудовища?

Оба покосились на штору. Она слегка раскачивалась, как будто бы от сквозняка.

– Может, стоит прочитать молитву и перекреститься? – осторожно предложил Щукин.

– Ага, еще поплевать через левое плечо и натереть лицо чесноком. Ты чего, совсем сбрендил? Она же не вампир и не привидение, а вообще непонятно что.

– Тогда разбить. – Серега попробовал сдвинуть с места железную тумбочку. – Как только она появится под окном, я на нее тумбочку сброшу. – Но тумбочка оказалась неподъемной.

– Ты ее разобьешь, а она потом соберется и тебя разобьет – ни один врач не склеит.

– Врач! – От пришедшей в его голову догадки Щукин подскочил. – Куда делась эта толстая врачиха? Вечером не заходила, ужином нас не кормила. Чего она вообще с нами собирается делать? Или ее тоже… съели?

Ребята прислушались. В корпусе стояла тишина. Абсолютная тишина. Как будто бы в здании совсем никого не было. Ни одного человека. От этой тишины у Глебова мурашки побежали по коже. Было в ней что-то невероятное.

Вдруг стена дрогнула, по пустым лестницам и коридорам прокатился глухой гул. Где-то вдалеке шарахнула дверь.

Ребята переглянулись. У обоих были бледные, испуганные лица.

– Тихо. – Глебов приложил палец к губам. На цыпочках подбежал к двери, прислушался.

Стены опять дрогнули, хлопнула очередная дверь. Василий отпрянул назад, взгляд его стал затравленным.

– Сюда идет, – упавшим голосом прошептал он.

Дальше все произошло мгновенно. Не сговариваясь, ребята нырнули под кровать, сдернули пониже одеяло, чтобы их не было заметно. От пола шла легкая вибрация – по коридору кто-то двигался небыстрой уверенной походкой. Шаги были обыкновенные, это могли быть и тяжелая статуя, и легкий Платон.

Идущий остановился около двери, зазвенел ключами. Васька почувствовал, как Серега мелко дрожит.

«Ага, не хочешь опять попадать к барабанщице, – злорадно подумал он. – Так тебе и надо. Хотел отсидеться – вот и отсиделся. В следующий раз будешь меня слушать, а не дурацкие идеи толкать».

Лежать под кроватью было страшно неудобно. Ворочаясь на жестком и холодном полу, Васька вспомнил, что прошлой ночью тоже лежал под кроватью. Под Ленкиной. И ждал неизвестно чего. И даже не ждал, а представлял себя героем шпионского боевика. Дурак! Тогда пришла барабанщица. Ее он не услышал. Она подозрительно легко забралась на подоконник. Почти бесшумно. Хотя весит, наверное, килограммов сто, а может, и двести. Да и вторая барабанщица не топала. Двери ей были не помеха. Она сквозь них проходила, как сквозь воду. И это тоже, несмотря на всю свою материальность и тяжесть. Значит, это не она… Вернее, не они…

Связка в руках подошедшего звякнула, в замке заскрежетал ключ. Васька заерзал под кроватью, отпихнул скрючившегося Щукина и, сорвав одеяло, вылез наружу.

– Куда ты? – испуганно зашептал Серега. – Вернись.

Глебов оттолкнул ногой мешающее одеяло и сделал шаг к открывшейся двери.

Услышав скрип петель, Щукин зажмурился, вжался в пыльный угол и замер.

А в это время Лена ворочалась на своей кровати, не в силах уснуть. Громкая, отчетливая барабанная дробь била у нее в ушах, заставляя сердце стучать так же громко и быстро. Грохота от всего этого было столько, что у Лены начала раскалываться голова. Все остальные в палате продолжали спать. Видимо, этой пытке подвергалась только она. От осознания этого ей становилось еще более невыносимо. Ведь никого не разбудишь, никому не скажешь, что творит эта ненормальная барабанщица. Никто ничего не видит! Они даже не знают, есть ли то место, куда надо смотреть!

С этой мыслью Лена начинала еще больше вертеться, надеясь, что хоть скрип пружины заглушит ненавистную дробь. Но ничего не помогало. Тогда она осторожно выглянула в окно.

Фонарь горел. В тусклом пятачке света стоял Платон, медленно поворачивая голову то в одну сторону, то в другую.

Сначала Лена ему обрадовалась, потянулась к раме, чтобы открыть ее и окликнуть вожатого, – он мог что-нибудь рассказать про мальчишек. Но рука ее так и застыла на полпути к ручке. Платон сделал шаг в сторону, за ним оказалась шеренга ребят. По еле заметному жесту вожатого они разбежались по двору, а потом тут же собрались обратно, выстраиваясь в шеренгу по три человека. Пока они бегали, барабанная дробь стихла, а как только встали, забила вновь. За спиной ребят появилась барабанщица. Все как один развернулись к ней. Платон взмахнул рукой, и отряд замаршировал. Еще один взмах, и шеренги бойко затопали по освещенной площадке. Барабан жестко отбивал ритм.