Святой хирург. Жизнь и судьба архиепископа Луки - читать онлайн книгу. Автор: Борис Колымагин cтр.№ 74

Реальное число общин в Крыму было, конечно, гораздо больше, и объединяли они вокруг себя порядка 6–7 тысяч верующих. Причем половину из них составляли иудеи.

Среди незарегистрированных групп мы видим как представителей официально разрешенных вероисповеданий – иудеев (на 1952 г. нелегально действовало 7 общин), ЕХБ (5 общин), АСД (5 общин) (4), – так и представителей тех религиозных течений, на существовании которых советская власть поставила крест. Это прежде всего пятидесятники, молокане, иеговисты. Среди религиозного подполья находились также представители альтернативного православия, католики и старообрядцы.

Москва с самого начала нацеливала уполномоченного на выявление незарегистрированных групп и проведение «мероприятий» по прекращению их деятельности. Такие «мероприятия» уполномоченный проводил с переменным успехом, прибегая к административному ресурсу, к помощи милиции и КГБ. В целом же политика Совета по делам религиозных культов, который контролировал деятельность большинства религиозных объединений полуострова, тесно увязывалась с политикой своего старшего брата – Совета по делам Русской православной церкви.

Давайте теперь взглянем на деятельность религиозных организаций Крыма.

К 1 июля 1946 года на регистрации в Крыму состояло семнадцать религиозных объединений. (1). И эта цифра не менялась вплоть до начала хрущевских гонений. Впрочем, реально общин ЕХБ было больше, так как несколько групп верующих действовало в подполье.

Число евангельских христиан-баптистов, если прибегнуть к данным официальной статистики, не превышало 2 тысяч. В 1945 году числилось 829 человек, в 1953-м – 1282, в 1957-м – 1715. (2). Однако если учесть религиозное подполье, то речь может идти о 2,5–3 тыс. верующих.

Большинство пресвитеров Крыма выполняли свои пастырские обязанности в свободное от работы время. Кто был каменщиком, кто шофером, кто плотником. А старший пресвитер – А.Ф. Августович – занимался сапожным ремеслом.

Августович, к слову, в роли старшего пресвитера продержался недолго. В 1947 году, когда церковно-государственная политика претерпела серьезные изменения, его заменили. Причина замены лежит на поверхности – проблемы с уполномоченным: «Августович патриотическую работу не проводит, сознательно нарушает мои установки. Как то: без моего ведома выезжал в религиозные общины. О нелегальных группах Августовичу известно, но он меня не информирует. Августович является активным инициатором по вовлечению молодежи в члены общины. Под его руководством в Симферополе проводится работа с молодежью. Августович пытался от меня скрыть сбор средств Старо-Кульбинской общиной, который они производили на оказание помощи заключенным своим «братьям»» (3).

Под стать Августовичу лидер симферопольской общины Г. Костюков (1876–1962), которого тоже вскоре лишили регистрации. Это он встречался со свт. Лукой и допустил его на кафедру. Возглавляемые им собрания «проходят в сопровождении песен с участием хора в 20–25 чел., в хоре в основном молодежь» (4).

Судя по отчетам уполномоченного, религиозная жизнь верующих ЕХБ протекала достаточно интенсивно. Они регулярно, 4–5 раз в неделю, собирались на молитвенные встречи. Общины устраивали вечеринки, женские собрания, спевки хоров, проводили специальные встречи для молодежи. Занимались и благотворительностью. Например, в 1949-м в Саки верующие в день «Праздника жатвы» принесли из собственных садов и огородов плоды и устроили выставку. По окончании богослужения фрукты и овощи были розданы нуждающимся братьям и сестрам (5).

В Симферополе протестанты арендовали покрытый черепицей одноэтажный дом, обнесенный высокой – в 3 метра – каменной оградой. Во дворе находились фруктовый сад, цветник и бассейн для крещения. Внутри помещения, куда, при желании, могло вместиться до 400 человек (обычно приходило порядка 100), стояли деревянные скамьи и стулья. В Евпатории молитвенные собрания проходили в бывшей мечети. Но, как правило, для их проведения снимались обычные дома, часто даже без ограды (6).

В первые послевоенные годы евангельские христиане-баптисты, как и православные, собирали деньги на патриотические нужды (в 1946-м было внесено на патриотические цели 8595 руб.) (7). Дружно участвовали в выборах (в Феодосии пресвитер «заявил верующим, что ему местная власть вынесла благодарность за 100 % участие верующих в выборах») (8). Словом, делали все возможное, чтобы продемонстрировать свою лояльность. Однако, естественно, это не спасло их от железных объятий государства.

Государство выстраивало свои отношения с религиозными организациями как с жестко иерархическими структурами. Если в организациях иерархический принцип был проведен недостаточно последовательно, власть содействовала его укреплению. Уполномоченный Всесоюзного совета евангельских христиан-баптистов, старший пресвитер, фактически играл роль епископа. Из всех пресвитеров формально только он имел право посещать разные религиозные собрания и произносить проповеди (служить). Через него шли все директивы ВСЕХБ местным общинам, он утверждал назначение новых пресвитеров, и именно его активно использовал уполномоченный СДРК для проведения в жизнь решений центра.

Религиозная инженерия в отношении баптистов на первых порах работала в двух направлениях. Во-первых, власти занялись кадровой политикой. Многие «неблагонадежные» лидеры быстро оказались «вне игры»: некоторых репрессировали как пособников немцев, некоторых убрали с помощью религиозного центра, некоторых с помощью механизма косвенных репрессий. Например, пресвитера Красногвардейской (Курманской) общины осудили на 10 лет после того, как он отказался принести присягу по религиозным мотивам (9).

Во-вторых, состав общества стал жестко регулироваться. Это произошло в силу следующих обстоятельств. В общинах ЕХБ огромную роль играло, да и продолжает играть сейчас фиксированное членство.

Прием в общество совершается либо через крещение, либо через соответствующие рекомендации, которые предоставляет прибывший из другого места верующий. Совет не преминул этим воспользоваться и через руководство ВСЕХБ провел целый ряд ограничений. Общество не имело право крестить молодых людей до 18 лет, принимать в свой состав учащихся школ, техникумов, вузов и других молодых людей до 25 лет (10).

Все списки людей, готовящихся к крещению, утверждались уполномоченным СДРК. Тот, в свою очередь, вычеркивал неугодные ему кандидатуры (11).

Вмешательство светской власти во внутренние дела религиозных обществ часто бывало настолько грубым, что СДРК приходилось одергивать своих чиновников. Вот так, например: «Совет отмечает, что в своей практике по регулированию возрастного состава лиц, желающих совершить обряд водного крещения, вы допускаете тактическую ошибку в том, что иногда для отвода той или иной кандидатуры из молодежи прибегаете к помощи местных органов власти и через них даете указания пресвитеру общины» (12). Или вот так: «Вы пишете: «По молодости, болезни и другим причинам мною отклонено 13 человек в допущении к водному крещению». Принятие в религиозное общество новых членов – дело самого общества и его руководителей. Но для Вас, как Уполномоченного Совета и члена партии, небезразлично, кого эти общества принимают. Поэтому прием новых членов надо по возможности ограничить, и в первую очередь за счет молодежи» (13).