Святой хирург. Жизнь и судьба архиепископа Луки - читать онлайн книгу. Автор: Борис Колымагин cтр.№ 18

Два года хирург эвакогоспиталя № 15–15 с полной отдачей лечил военных. «Раненые офицеры и солдаты очень любили меня. Когда я обходил палатки по утрам, меня радостно приветствовали раненые. Некоторые из них, безуспешно оперированные в других госпиталях по поводу ранения в больших суставах, излеченные мною, неизменно салютовали мне высоко поднятыми прямыми ногами», – вспоминает святитель (2).

Профессор, по свидетельству хирурга Валентины Николаевны Зиновьевой, знал каждого своего больного в лицо, знал его имя, фамилию, держал в памяти все подробности операции и послеоперационного периода (3).

Работал профессор в сане много, проводил в операционной по девять-десять часов, совершая до пяти операций. Особенно тяжело было, когда приходил очередной эшелон с ранеными. За одну операцию с Войно-Ясенецкого снимали по две мокрые рубашки. Делались они в любое время суток, в зависимости от ситуации. Едва заканчивался операционный день, начинался день консультаций по госпиталям. Часто осмотр завершался пометкой: «Раненого перевести в школу № 10», то есть в госпиталь, где он оперировал сам.

Всего в Красноярске Лука сделал около 6 тыс. операций и около 30 тыс. операций консультировал и наблюдал.

При этом не надо думать, что опытный врач был застрахован от неудач. И Войно-Ясенецкий испытывал на себе тяжесть сильного удара после трагедии в операционной. «Тяжело переживаю смерть больных после операции, – писал Валентин Феликсович сыну из Красноярска. – Были три смерти в операционной, и они меня положительно подкосили… Молился об умерших дома, храма в Красноярске нет» (4).

Врачебные ошибки сегодня являются проблемой. В США от них умирают ежегодно около 100 тыс. человек. Их совершают даже известные врачи. Неточный диагноз, сопутствующие болезни, побочные явления – и человек уходит. А хирургу надо как-то жить дальше. И Лука показал как – с помощью молитвы и покаяния.

Помимо хирургии не забывал Войно-Ясенецкий и о преподавательской деятельности. Перед медицинским начальством он поставил вопрос о необходимости организовать курсы повышения квалификации врачей: «Идет война, и будет много раненых с тяжелыми ранениями в крупные суставы. А наши хирурги подготовлены только по общей хирургии. То есть нет врачей, обученных по лечению боевых травм костей и суставов. Значит, нужно учить, и учить быстро: лечить ранения крупных суставов и гнойной хирургии» (5). Такие курсы были созданы, и «хирург-консультант красноярских госпиталей» (как писал о себе в анкете Войно-Ясенецкий) два раза в неделю читал лекции. Кроме того, брал обучающихся на свои операции – ассистентами.

Деятельность профессора осложнялась тем, что в наскоро собранном штате госпиталя было немало грубых и непрофессиональных сотрудников. Хирург нервничал, случалось, даже выгонял ленивых помощников из операционной. Те жаловались, возникали разбирательства. Все это, конечно, отражалось на здоровье шестидесятипятилетнего врача. Все чаще давали о себе знать сердечная слабость и хроническое заболевание легких. К тому же в первое время он жил в весьма стесненных условиях. Как ссыльный, два раза в неделю был вынужден отмечаться в милиции. Ночевал в сырой десятиметровой комнатке, находившейся в крыле здания школы. Вход в нее был со двора. Обстановка самая скромная: железная кровать, письменный стол, кресло, два стула и несколько икон. На столе всегда лежали книги. Еда – урывками: трудно было находить эту самую еду, в больнице же врач не имел права питаться. Но Войно-Ясенецкий не унывал и в одном из писем той поры даже писал, что «полюбил страдание, так удивительно очищающее душу» (6).

Все изменилось к лету 1942 года, и это изменение было связано не только с завершением срока ссылки Войно-Ясенецкого. Начальство вдруг проявляет трогательную заботу об улучшении условий его работы, приказывает выдавать хирургу-консультанту завтрак, обед и ужин с общей больничной кухни. 1 июля 1942 года он поселяется в новой квартире. В конце августа выступает на межобластном совещании главных хирургов, где его встречают аплодисментами. Его начинают звать на статусные мероприятия. Так, на конференции хирургов военных госпиталей в Новосибирске восторженно принят его доклад о лечении огнестрельного остеомиелита.

Почему вдруг заинтересовались опальным хирургом? Только ли из-за его врачебной деятельности? Нет. Изменилась геометрия отношений советской власти и Церкви, и святитель, что называется, попал в струю. Московская патриархия с первых дней войны призывала к борьбе с оккупантами, выпускала патриотические воззвания. В то же время союзники по антигитлеровской коалиции не могли игнорировать требование общественности своих стран прекратить религиозные гонения в СССР, и большевикам приходилось считаться с этим. Архиепископ Лука, к слову, это прекрасно понимал: «Открытие церквей является вынужденным для советской власти мероприятием. Это сделано под влиянием и настойчивым требованием со стороны Америки, из политических соображений», – считал он (7).

На оккупированных территориях фашисты предоставили населению право открывать храмы и молитвенные дома. Это обстоятельство использовалось в пропагандистских целях. Советское руководство тоже хотело опереться на религию, прежде всего в деле повышения боевого духа солдат и укрепления патриотического сознания в тылу. Но у Сталина были и более масштабные планы: он намеревался использовать Русскую православную церковь во внешней политике. Она оказалась в поле его реставраторской деятельности, которой он начал заниматься с 1936 года, то есть с того момента, когда стал единоличным правителем при всей видимости коллегиальности. До церковной реставрации дело долго не доходило. И, может быть, так никогда бы и не дошло, если бы не война…

Историческая встреча в Кремле 4 сентября 1943 года И.В. Сталина с митрополитами Сергием (Страгородским), Алексием (Симанским) и Николаем (Ярушевичем) позволила значительно облегчить положение Церкви. Власти разрешили частично восстановить структуры Московского патриархата – открыть часть храмов, монастырей и даже семинарий, издавать официальный журнал Московской патриархии и наконец-то избрать патриарха. 8 сентября 1943 года состоялся Архиерейский собор, в подготовке которого архиепископ Лука принял непосредственное участие. Он не только составлял документы собора, но и активно переписывался с митрополитом Сергием. Он реально становится интеллектуальным ресурсом центрального церковного аппарата.

В качестве эксперта и действующего архиерея, определяющего с церковной стороны линию взаимодействия государства и Церкви, он появляется в Первопрестольной. Первый выезд в Москву архиепископ Красноярский Лука совершил в сентябре 1943 года. Здесь, в новом здании Московской патриархии в Чистом переулке, состоялся Архиерейский собор, на котором патриарший местоблюститель митрополит Сергий был избран патриархом. В списке прибывших на собор иерархов Лука значился четвертым. На этом же соборе он был избран постоянным членом Священного синода, куда входило шесть архиереев.

Заседания Синода проходили ежемесячно, тогда как переезд из Красноярска в Москву и обратно занимал около трех недель. И Лука вынужден был попросить патриарха перенести его участие в заседаниях Священного синода на более поздний срок, и Святейший временно освободил его от личного присутствия на заседаниях, принимая во внимание врачебную деятельность Войно-Ясенецкого.