Святой хирург. Жизнь и судьба архиепископа Луки - читать онлайн книгу. Автор: Борис Колымагин cтр.№ 17

Ладно бы свидетель ограничился пересказом частных разговоров. Нет, Федермессер называет конкретные имена и тем самым открывает заплечных дел мастерам новое поле для деятельности: «Как мне известно, по совместной работе в институте Войно-Ясенецкий был в близких отношениях с профессором Стекольниковым, с доктором Левитанус, Ротенберг, доктором клиники Ташми Вениаминович Анной Ильиничной и доктором Кирилловой Евгенией Михайловной» (17).

Святитель мужественно претерпевал то, что было отпущено ему судьбой, всходил на свою Голгофу. В то же время его страдания были радостотворны, неотделимы от радости Воскресения, Пасхи. Бог укреплял его. И это чувствовали сокамерники. Некоторые из них, прежде чем идти на допрос, подходили к епископу за благословением. Сам святой дважды в день вставал на колени и молился, не замечая вокруг себя никого. В это время в камере неожиданно становилось тихо, раздиравшие людей ссоры затухали (18).

В Москве руководство НКВД осталось недовольно результатом ташкентского расследования, началось новое следствие, и к Войно-Ясенецкому снова применили пыточный конвейер. Однажды проводивший его чекист заснул. Его разбудил вошедший начальник Секретного отдела. «Попавший в беду чекист, прежде всегда очень вежливый со мной, стал бить меня по ногам своей ногой, обутой в кожаный сапог, – вспоминает епископ Лука. – Вскоре после этого, когда я уже был измучен конвейерным допросом и сидел низко опустив голову, я увидел, что против меня стояли три главных чекиста и наблюдали за мной. По их приказу меня отвели в подвал ГПУ и посадили в очень тесный карцер. Конвойные солдаты, переодевая меня, увидели очень большие кровоподтеки на моих ногах и спросили, откуда они взялись. Я ответил, что меня бил ногами такой-то чекист. В подвале, в карцере меня мучили несколько дней в очень тяжелых условиях» (19). В знак протеста владыка с 18 ноября 1938 года объявил очередную голодовку.

В ходе следствия выяснилось, что епископ помогал многим людям. Живя сам на грани нищеты, он слал денежные переводы высланным архиереям, священникам, простым верующим. Власти рассматривали это как помощь контрреволюционерам. Такая материальная поддержка усугубляла вину подсудимого. Войно-Ясенецкий отправлял по 50 рублей в месяц епископу Иосафу (Жевахову), с которым встречался в ссылке в Архангельске. Епископу Евгению (Кобранову), известному ему по Ташкенту. Знакомому по архангельской ссылке протоиерею Боголюбову посылал ежемесячно 30 рублей и т. д. (20).

Находясь в ташкентской тюрьме, Войно-Ясенецкий направил письмо маршалу Клименту Ворошилову с просьбой дать ему возможность закончить свою медицинскую работу, важную для военно-полевой хирургии. Прямого ответа не последовало, но, видимо, это письмо повлияло на относительно мягкий приговор святителю.

20 февраля 1939 года следственный отдел НКВД в пятый раз выписал постановление о продлении срока ведения следствия. 15 мая 1939 года было вынесено постановление по делу епископа. В нем, в частности, говорилось: «Вследствие того, что основные свидетели по данному делу… в 1937–1938 годах осуждены к высшей мере наказания, настоящее дело для слушания в Военный трибунал направлено быть не может… следственное дело… направить для разбора на Особое Совещание при НКВД СССР».

Особое Совещание приговорило епископа Луку к ссылке, и 29 февраля 1940 года он вновь был отправлен в Красноярский край. На этот раз в райцентр Большая Мурта на Енисейском тракте, где проживало три с половиной тысячи жителей.

Войно-Ясенецкому дали возможность работать в муртинской больнице. Специальных инструментов под рукой не было, и однажды Луке пришлось совершать операцию кухонным ножом. В свободное время он помогал людям. Говорят, что он сидел с детьми одной медицинской сестры, гулял с ними, рассказывал жития святых. Лука также занялся подготовкой второго издания «Очерков гнойной хирургии». К этому времени первое издание стало библиографической редкостью. После ареста святителя его книга была изъята из библиотек, его имя было вычеркнуто из официальной медицины. Хирургу прислали немало историй болезней из ташкентской больницы, и он сумел написать несколько глав. Неожиданно для работы над книгой ему разрешили на несколько месяцев поехать в Томск. Это разрешение профессор связывал с письмом Ворошилову.

В Томске ему удалось прочитать всю новейшую литературу по гнойной хирургии на немецком, французском и английском языках и сделать большие выписки. По возвращении в Большую Мурту он в основном дописал «Очерки…». Но увидели они свет только через три года, в самый разгар Великой Отечественной войны. К этому времени Войно-Ясенецкий был возвращен из ссылки, назначен консультантом всех госпиталей Красноярского края и главным хирургом эвакогоспиталя № 15–15. В середине 1942 года закончился формальный срок ссылки, вскоре Лука был возведен митрополитом Сергием в сан архиепископа и получил назначение на Красноярскую кафедру.

Красноярским архиереем Лука стал 27 декабря 1943 года. До этого времени он уже несколько лет трудился в качестве хирурга. Великая Отечественная война вынудила власти стать на путь консолидации общества, и лозунги воинствующих безбожников на время были убраны в архив. Даже в выступлениях И.В. Сталина зазвучали, казалось бы, навсегда канувшие в лету слова «братья и сестры», известные вождю разве что из своего семинарского прошлого, коммунистический словарь его военных речей свелся к минимуму. Подлинный патриотизм, не завязанный на идеологию классовой борьбы, напомнил о себе обществу со всей силой. В это время Войно-Ясенецкий предложил властям свою помощь. Он посылает телеграмму Председателю Президиума Верховного Совета М.И. Калинину: «Я, епископ Лука, профессор Войно-Ясенецкий, отбываю ссылку в поселке Большая Мурта Красноярского края. Являясь специалистом по гнойной хирургии, могу оказать помощь воинам в условиях фронта или тыла, там, где будет мне доверено. Прошу ссылку мою прервать и направить в госпиталь. По окончании войны готов вернуться в ссылку. Епископ Лука».

Телеграммы такого рода сотрудниками телеграфа, конечно, Калинину сразу не посылались, а отправлялись «куда следует». Но все-таки, после волокиты, она дошла до адресата. Ответ из Москвы, согласно легенде, пришел быстро: Войно-Ясенецкого приказано было перевести в Красноярск.

В Красноярске были устроены десятки госпиталей, рассчитанные на десять тысяч коек. Все они входили в огромное учреждение – местный эвакопункт, МЭП. Главный хирург МЭПа прилетел в Большую Мурту и забрал профессора. На следующий день только что назначенный главный хирург эвакогоспиталя № 15–15 профессор Войно-Ясенецкий уже оперировал больных.

Вот какой словесный портрет епископа-профессора оставила врач Надежда Алексеевна Бранчевская, познакомившаяся с ним в это время: «Навстречу мне встал чуть выше среднего роста солидный человек с бородой. Голова крупная, седая. В плечах широкий. Больше всего меня поразили его глаза и взгляд. Это был взгляд суровый, умный, строгий, вдумчивый, в то же время спокойный. Но где-то в глубине чувствовалась грусть или тоска, или что-то подобное, которое трудно определить. Его взгляд приближается к вам медленно, спокойно, сосредоточенно. От него исходили умиротворенность, благожелательность. Во всяком случае, первое, что вызывал к себе этот человек, это было почтение, другого слова не могу подобрать. А может быть, даже уважение и сознание того, что человек этот непростой и существенно отличается от остальных. Он был красив внутренне. Говорил тихо, коротко, ясно излагал то, что было ему необходимо сказать. Был всегда немногословен. Никогда пустых слов не произносил. Всегда говорил без обиняков, прямо и по существу дела. Говорить с ним можно было только о деле и о том, что требовалось для лечения воинов. Других тем для разговоров у него вовсе не существовало, как и о быте и окружающих событиях. Поболтать, поговорить с ним было нельзя. Больше приходилось его слушать, чем говорить. Подходили медицинские сестры с вопросами – никогда с ответом не торопился. Всегда отвечал ровным спокойным тоном, размеренно. Ответ его на любой поставленный вопрос был лаконичный, ясный» (1).