По сравнению с Берлином, Москва просто утопала в грязи. Из неизменно полных урн мусор сыпался через край – их надо было обходить стороной. Люди на улице плевали куда попало. Туалеты же она называла «общественной трагедией». «О туалетах и вспоминать не могу. Ужас!» – жаловалась она одному журналисту через несколько лет. Таким образом, у кураторов из КГБ, стремившихся очаровать ее Москвой и советской действительностью, ничего не вышло. Фабричников, известный ей под именем Александра, и его жена (или подставная жена – Инге окрестила ее «немцеедкой») показались ей надменными. На ужине в дорогом ресторане, куда пригласили чету «Крыловых», Фабричникова едва коснулась тарелки с икрой и другими деликатесами. Люди, мол, обычно считают русских женщин толстыми, потому что те слишком много едят. Инге не нравилось ничего вообще – даже дети выглядели некрасиво. Она впала в депрессию и часто плакала
153.
Сташинский и фройляйн Поль провели в Союзе два месяца – главным образом в Москве, но на пару недель съездили и в Ленинград. У них было достаточно времени для сравнения советского быта с тем, как его изображала пропаганда. В конце января того же 1960 года Хрущев произнес длинную речь в Верховном Совете, хвастая успехами экономики СССР на фоне экономики американской. Он подчеркнул, что между 1953 и 1959 годами выплавка чугуна и стали выросла на 57 %, тогда как в США упала на 16 %. На самом деле, это «достижение» показывало, что Советский Союз застрял в довоенной экономической модели. Но первый секретарь ЦК КПСС видел в этом залог превосходства над Америкой.
«Спутник-1» и другие успехи космической программы еще убедительнее говорили о первенстве Кремля в технологической гонке с Западом. На это и упирал Хрущев во время знаменитых «кухонных дебатов» с вице-президентом Ричардом Никсоном на открытии американской выставки в Москве. Спор разгорелся в кухне, смонтированной в выставочном павильоне и набитой современной бытовой техникой. Хрущев сказал Никсону, что Советский Союз опережает Америку технологически, а по производству потребительских товаров перегонит за семь лет. Дебаты часто крутили по американским каналам, но лишь один раз поздно вечером показали на советском телевидении. Кремль не хотел, чтобы зрители слышали, как их вождь признает отставание от капитализма хоть в чем-нибудь
154.
Инге едва ли знала о «кухонных дебатах» – они произошли за полгода до ее приезда в Москву. Впрочем, все громкие заявления Хрущева в стиле «догоним и перегоним» она несомненно воспринимала с крайним скепсисом. Наедине с Богданом она подчеркивала огромную разницу между правдой жизни и словами с трибун и из газетных передовиц. Когда они только познакомились в Берлине, «Йоши» упорно отстаивал генеральную линию партии, но теперь он уже почти не возражал. Невеста уверяла его, что скоро он придет в себя окончательно, – слишком разителен был контраст между действительностью и пропагандой. Богдан понимал, что она права.
Перед тем как Сташинскому разрешили признаться невесте в работе на КГБ, начальство еще раз попыталось отговорить его от свадьбы. Полковник Ищенко, начальник отдела в Первом главном управлении, спросил Богдана, не передумал ли он все-таки жениться на Инге. Подчиненный ответил «нет», на что Ищенко сказал: «Смотрите, чтоб в будущем не пожалеть о таком решении». После этого он дал добро на откровенный разговор жениха с невестой и подготовку Инге к вступлению в ряды сотрудников КГБ. В Москве, как и в Берлине, кураторы хотели этот разговор слышать. Ищенко намекнул Сташинскому, что признаться невесте лучше всего в их номере – здесь уютно и не будет лишних ушей. Богдан понял: номер в «Москве» и впрямь нашпигован жучками. На улице он сказал Инге, что ей больше не нужно притворяться, будто она не знает о его службе в КГБ. Затем ему пришлось искать оправдания перед руководством – обстоятельства, мол, вынудили сказать ей об этом в другом месте. Зато Инге, к счастью, якобы выразила желание ему помогать
155.
Сташинский доложил об этом наверх в конце февраля. Теперь, казалось, ничто не мешает их возвращению в Восточный Берлин и свадьбе. Но Лубянка изматывала влюбленных промедлением. Сташинскому приказали сдать билеты на поезд в ГДР, срок действия выездных виз продлили. Богдан с Инге встревожились: неужели в комитете разгадали их замысел? По ее настоянию агент решился покинуть Москву без разрешения кураторов. Но как только он начал наводить справки об авиабилетах в Берлин, КГБ немедленно включил зеленый свет. Перед Международным женским днем в номер Сташинского явился Фабричников в компании еще одного старшего офицера. Тот презентовал Инге коробку конфет и поздравил ее с наступающим праздником. И с тем, что им уже можно играть свадьбу – в Германии. Однако после этого пара должна будет вернуться назад, чтобы Богдан все же прошел намеченный для него годичный курс повышения квалификации. Инге расплакалась
156.
Жених и невеста приехали в столицу ГДР 9 марта, ровно через два месяца после отъезда в Москву. Они безукоризненно исполнили свои роли и достигли желаемого – 23 апреля 1960 года вступили в законный брак. Сначала они расписались в центральном бюро записи актов гражданского состояния Восточного Берлина, а потом – против желания КГБ и без ведома куратора из Карлсхорста – венчались в лютеранской Гольгата-кирхе на Борзигштрассе. Воздвигнутая во второй половине XIX века в неоготическом стиле (из красного кирпича) церковь чудом выстояла под бомбами союзников. В Москве Сташинскому велели соглашаться на церковный брак, только если отказ грозил бы разрывом с тестем и тещей. Но Богдан и не думал отговаривать Инге от венчания. «Я хотел, чтобы все было как положено, – вспоминал он позже. – Я знал, что это осчастливило бы и моих набожных родителей». У него становилось все больше секретов от КГБ.
На свадебном торжестве Инге блистала в белом платье с фатой, Сташинский – в черном костюме с белым галстуком. На фото молодожены за свадебным столом выглядят довольными, хоть лица их и не лучатся радостью. Инге как раз моргнула – кажется, что она, закрыв глаза, вновь переживает болезненные события последних месяцев. Богдан смотрит прямо в объектив и выглядит скорее решительным и собранным, чем счастливым. В этот день умерла бабушка Инге, но родственники не спешили слать телеграмму. Они хотели, чтобы ее свадьбу ничто не омрачало
157.