— По-твоему, это имеет какое-то отношение к моему расследованию?
Старый доктор покачал головой:
— Вряд ли. Это означает лишь одно: если бы Сисси Пайк не повесили, она, возможно, через пару дней умерла бы своей смертью.
Кожа Спенсера Пайка приобрела темно-желтый пергаментный оттенок. Из носа торчали трубочки кислородного аппарата. Он наблюдал, как Илай включает магнитофон, и в глазах его светилось раздражение, естественное для человека, который знает, что ему немного осталось, и не желает тратить драгоценное время на кого попало.
— В наше время продажа земельной собственности не являлась преступлением, — прошамкал Пайк.
— Это и сейчас не преступление, — кивнул Илай.
Он окинул взглядом других обитателей дома престарелых, сидевших в кафетерии. Все они сосредоточенно поглощали ланч, состоящий из блюд неопределенного вида и пюреобразной консистенции — что может быть лучше для беззубых ртов?
— Но мне бы хотелось узнать, почему вы решили продать эту землю.
— Для того чтобы иметь возможность продолжать роскошную жизнь, к которой я привык, — ухмыльнулся Пайк. — Разъясните этим безмозглым индейцам, детектив, что я — единственный законный владелец участка. Если бы мне вздумалось устроить там ярмарку, я сделал бы это с полным правом. Если бы я решил подарить землю расистской организации, никто бы мне этого не запретил. Но мне захотелось продать участок каким-нибудь дуракам-застройщикам и получить денежки, чтобы штат Вермонт и не надеялся получить его бесплатно после моей смерти. И я исполнил свою маленькую прихоть.
Илай уяснил для себя два обстоятельства. Во-первых, Спенсер Пайк думает, что цель визита детектива — урегулировать проблему с индейцами абенаки. Во-вторых, Спенсер не догадывается, что Илай — наполовину индеец.
— Судя по вашему сердитому тону, у вас и раньше были столкновения с абенаки, — заметил он.
— Еще бы нет! Один из этих индейских сволочей убил мою жену.
— Да, я читал полицейский отчет об этом деле. Представляю, как тяжело вы переживали утрату.
— Она была единственной любовью всей моей жизни. В один день потерять жену и ребенка — этого не пожелаешь и врагу.
— Насколько мне известно, они похоронены на вашем участке?
— Да.
Илай вскинул голову:
— А почему не на церковном кладбище? Ведь в то время вы были активным прихожанином конгрегациональной церкви?
— Моя дочь родилась мертвой, — проронил Пайк. — А мою жену убили. Я… я не мог расстаться с ними обеими. Мне хотелось, чтобы они были рядом… чтобы они могли без труда найти меня, а я мог найти их.
Пайк отвернулся, но Илай успел заметить, что на глазах у старика заблестели слезы.
В полицейском отчете ни слова не говорилось про труп новорожденного младенца. Илай отнес это на счет небрежности полицейских. Любой уважающий себя судмедэксперт произвел бы вскрытие тела. С другой стороны, офицера, проводившего расследование, можно понять. Ему не хотелось причинять дополнительных страданий человеку, только что потерявшему жену. Человеку, заметим, богатому и влиятельному. И потому он на веру принял слова Пайка о том, что ребенок родился мертвым.
Люди видят только то, что хотят увидеть, — в этом Илай не раз имел возможность убедиться. И тот офицер полиции не стал исключением.
— Ведь это вы обнаружили труп вашей жены? — спросил он.
— Я перерезал веревку, на которой она висела. Конечно, я знал, что ваши ребята из полиции будут недовольны. Скажут: не надо было трогать труп и все такое… Но я не мог стоять и смотреть, как она висит. Мне казалось… — Голос старика дрогнул. — Мне казалось, что ей больно…
— А ее отец? Как он все это перенес?
— Гарри? Он жил тогда на Холме. Когда это случилось, Гарри был в Бостоне на конференции, но немедленно вернулся, получив телеграмму. Он так и не оправился от удара. Никогда уже не стал прежним Гарри Бомонтом, каким я знал его до смерти Сисси.
Итак, отец Сесилии Пайк был в Бостоне. Это обстоятельство выводит его из круга подозреваемых.
— А там, на крыльце ледника, не было табуретки или чего-нибудь в этом роде? — уточнил Илай. — В общем, предмета, при помощи которого ваша жена могла сама залезть в петлю?
— Мою жену убили, — процедил Пайк. Голос его был тверд как кремень. — Чтобы повеситься, ей пришлось бы взлететь над землей футов на десять — на такой высоте находились стропила. Никаких табуреток там не было. Ничего, на что она могла бы встать.
Илай, не моргнув, выдержал пронзительный взгляд старика.
— Я всего лишь пытаюсь разобраться в случившемся, мистер Пайк. Когда вокруг вашего участка поднялась шумиха, всплыли некоторые новые обстоятельства, связанные с индейцем по имени Серый Волк. По моему мнению, в этом деле осталось слишком много загадок.
— Полностью разделяю ваше мнение.
Илай молчал, рассчитывая таким образом вызвать Пайка на откровенность. Но старик не проронил ни слова.
Сияя улыбкой, к ним подошла сиделка:
— Вам пора принимать лекарство, мистер Пайк.
Илай положил руку на колесо кресла-каталки:
— Есть у вас какие-нибудь предположения по поводу того, где Серый Волк мог скрыться после убийства?
Пайк покачал головой:
— Если вы хотите отыскать этого чертова индейца, детектив, мой вам совет: начните с ада.
Илай встал, а сиделка покатила кресло по коридору. Выждав, когда она скроется за углом, он вынул из кармана пару резиновых перчаток, надел их, взял со стола стакан, из которого пил Пайк, и положил в пакет со струнным замком. Все остальные старики, занятые едой, не обратили на эти манипуляции ни малейшего внимания.
Жизнь в Комтусуке потекла как обычно. Часы, которые несколько недель назад остановились, пробив полночь, вновь пошли как ни в чем не бывало. Качели на детской площадке перестали стонать, когда на них садились дети. Посеревшие бабочки обрели прежнюю яркость. Светящиеся жучки, усыпавшие ветки берез около городского управления, исчезли. Фотографии, которые прежде соскальзывали с бумаги, теперь оставались на своем месте, позволяя разглядывать себя сколько угодно. Даже самые осторожные мамаши стали выходить с детьми из дому, и малыши снова стали играть на дорожках.
Правда, местный гробовщик, все это время находивший превосходные пионы во рту усопших, по привычке продолжал разжимать их губы. Эйб Хаппинворт по-прежнему каждое утро подметал крыльцо своего магазина, хотя там не появлялось ни единого лепестка розы. Бизнесмены средних лет, которым еще совсем недавно снились по утрам чудесные сны, отключали будильник и с головой накрывались одеялом в тщетной надежде вновь погрузиться в мир причудливых фантазий. В большинстве своем жители города ощущали в груди какую-то странную пустоту, словно им не хватало чего-то, чему они не знали названия.