— Опять ты?
— Я свободный человек, — пожал плечами Росс. — Хожу, куда душе угодно.
— И твоей душе угодно, чтобы ты работал на этих ублюдков?
— Я работаю исключительно ради собственного удовольствия, — поправил его Росс. — Они не заплатят мне ни цента.
Старику это явно понравилось, однако он продолжал хмуриться:
— Ты снова охотишься за призраками?
— Да.
— А что ты будешь делать, когда наконец его увидишь?
— Призрака, вы имеете в виду? Не знаю. До сих пор не встречал ни одного.
— А как ты думаешь, люди, которые хотят застроить этот участок, знают, как поступить с призраком?
Росс представил себе ван Влита.
— Я так полагаю, они захотят, чтобы я помог от него избавиться.
Эз поджал губы:
— Ага, устроить на призраков облаву и засунуть их всех в резервацию. После этого можно будет о них забыть. Ведь права скваттеров ничего не значат, так?
Росс промолчал. Судя по всему, старый индеец и не ожидал от него ответа. В любом случае, что бы ни сказал Росс, ответ будет неверным.
— Вы живете поблизости отсюда? — нарушил молчание Росс, решив сменить тему разговора.
Эз указал на палаточный лагерь, едва различимый за дорогой.
— Иногда по ночам я прихожу сюда. Старики мало спят, — проронил он. — Зачем тратить время на сон, если вскоре я усну навеки? — Эз повернулся, чтобы уйти, но у края полянки остановился и взглянул на Росса. — Если ты встретишь призрака, знай, что избавиться от него невозможно. Как бы сильно ван Влиту не хотелось этого.
— Будем решать проблемы по мере их поступления, — усмехнулся Росс. — Пока я вовсе не уверен, что дело дойдет до встречи.
— Ошибаешься. Мы окружены духами всю жизнь. Ты их просто не замечаешь, — изрек Эз. — Ну ладно, мистер Уэйкман, адье.
Старик завернул за угол дома и растворился в темноте. Росс невольно поежился. Он несколько раз сглотнул, стараясь избавиться от привкуса разочарования. «Да и как не разочароваться, когда вместо долгожданного призрака видишь старого индейца», — подумал Росс, вздыхая про себя. В том, что он надеялся увидеть Лию, Росс себе не признавался.
— Это уж слишком! — завопила сиделка, уронив поднос с таблетками. — Я не привыкла, чтобы пациенты так со мной обращались!
Спенсер Пайк, восседавший в кресле-каталке, наблюдал за ней, скрестив руки на груди. При случае он прекрасно умел изображать маразматика. Когда в комнату вошла старшая медсестра, Пайк с величайшим интересом смотрел по телевизору какой-то сериал.
Старшую медсестру, здоровенную бабу с волосами, выкрашенными в ярко-рыжий цвет, Пайк называл про себя Трещоткой.
— Что произошло, Миллисент? — обратилась она к сиделке.
— Мистер Пайк опять оскорбил меня! — выпалила та.
— Что же он сказал на этот раз? — осведомилась Трещотка.
У Миллисент задрожали губы.
— Он сказал… он назвал меня идиоткой…
— Если мне будет позволено прервать вашу беседу, замечу, что я выразился не совсем так, — подал голос Пайк. — Я сказал, что эта особа, судя по всему, происходит из семьи слабоумных. Слова «идиотка» я не произносил. Между слабоумными и идиотами есть разница, хотя не столь уж существенная.
— Вы слышите? — всхлипнула Миллисент.
— Насколько помню, я позволил себе осведомиться, не принадлежит ли эта молодая особа к семейству Картрайт из Свантона. Всем известно, что значительная часть членов этой семьи окончила свои дни в государственных приютах для слабоумных.
Пайк умолчал о том, что Миллисент Картрайт бесчисленное множество раз путала его с другими обитателями дома престарелых. Об этом факте, неоспоримо свидетельствующем, что она идет по стопам своих предков, он из вежливости не сообщал даже самой Миллисент.
Сиделка сорвала с себя форменный хлопчатобумажный халат.
— С меня хватит! — заявила она и удалилась, оставляя в кильватере разноцветную дорожку из таблеток, раздавленных каблуками белых сабо.
— Мистер Пайк, с вашей стороны очень нехорошо говорить так, — с укором произнесла Трещотка.
Пайк пожал плечами. Люди терпеть не могут, когда им указывают на их недостатки. Ему пора бы это усвоить.
В кабинете доктора Кэллоуэй Мередит ощущала себя великаншей. И стулья, и стол здесь были такими маленькими, что скорее годились для игрового домика на детской площадке. Придавленная сознанием собственной громоздкости, Мередит смущенно вертела в пальцах цветной карандаш. Люси, напротив, чувствовала себя прекрасно. Устроившись на огромной мягкой лягушке в дальнем углу комнаты, она наряжала одного из друзей куклы Барби, явно страдающего анорексией. Скучный разговор взрослых девочка расслышать не могла.
— Визуальные галлюцинации в качестве единственного симптома встречаются довольно редко, — сообщила психиатр. — У детей, страдающих психическими расстройствами, обычно наблюдаются слуховые галлюцинации, а также приступы возбуждения. — Доктор Кэллоуэй бросила взгляд на тихонько игравшую Люси. — Вы замечали, что у девочки бывают резкие смены настроения?
— Нет.
— А приступы ярости? Чрезмерная импульсивность? — (Мередит молча покачала головой.) — А как у нее со сном и аппетитом? Есть какие-нибудь проблемы?
Честно говоря, аппетит у худышки Люси был скверный. Сама Мередит, впрочем, тоже не отличалась пышностью. Она часто шутила, что дочь ее существует благодаря фотосинтезу. Что касается сна, девочка уже несколько лет крайне неохотно отправлялась в постель и плохо засыпала.
— Да, у нас есть проблемы со сном, — кивнула Мередит. — У Люси слишком бурное воображение. По ночам она не выключает свет в своей комнате и без конца проверяет, не прячется ли кто-нибудь в шкафу или под кроватью. Обычно она засыпает лишь тогда, когда доводит себя до полного изнеможения.
— Ночные страхи — весьма распространенное явление среди детей этого возраста, — заметила доктор. — Но не исключено, что Люси действительно что-то видит в шкафу или под кроватью.
Мередит судорожно сглотнула. Ее ребенок не может страдать психическим расстройством. Не может. Люси — нормальная, здоровая, веселая девочка. Она ходит всегда вприпрыжку, читает своим игрушечным пушистым зверюшкам сказки вслух и выучила наизусть «Мисс Мэри Мак». Она совершенно не похожа на психопатку.
Внезапно догадка, яркая и жгучая как пламя, осенила Мередит: «Ты сама во всем виновата. Ты ее не хотела, вот и получай наказание».
— И что же мне делать? — растерянно спросила она.
— Помнить о том, что восемь лет — возраст, когда ребенок верит в Санта-Клауса, придумывает себе воображаемых друзей и живет в мире фантазий. В этом возрасте дети только начинают отличать вымысел от реальности. Скорее всего, видения, которые были у Люси, — следствие этого процесса.