Где-то в глубине сознания (не души, а именно сознания) он сожалел, что вынужден приговорить к смерти своих недавних друзей, но эти остаточные эмоции уже не имели значения. Не они руководили поступками.
Остановить Смещения. Навсегда.
Текущая задача выглядела вполне выполнимой. Древний центр управления располагался внутри этого скального массива.
Как только прекратится подвижка планет, портал, ведущий в Сферу, вновь заработает. Это Хашт знал наверняка. Он навсегда покинет проклятую, истерзанную гравитационными ударами планету, уйдет в стабильный и безопасный искусственный мир, когда-то построенный Единой Семьей. Там он оставит потомство, выполнив главное предназначение.
Ради этого он готов был пожертвовать всем. Так диктовала его природа. Ну, а друзья?
Жаль, что они погибнут. Оказаться подле «Озера Тьмы» в момент, когда падет последний рубеж обороны логриан и в Первый Мир прорвутся неведомые существа, — вариант однозначно смертельный.
Хашт продолжал карабкаться по уступам скал и вскоре расселина вывела его в частично обрушенный тоннель, ведущий прямиком к цели.
Передвигаться стало значительно проще. Ледяной ветер больше не досаждал, наоборот, на подступах к аварийному центру управления царило красноватое освещение и ощущались токи теплого воздуха.
Поглощенный поставленной задачей, Хашт утратил большинство черт разумной особи. Он не оглядывался по сторонам, не заботился о последствиях своих поступков, не замечал, как от свода и стен отделились десятки логров охранной системы.
* * *
После неудачной попытки разрушения портала над кратером наступило затишье.
Тучи рассеялись и лишь ветер завывал в горных ущельях, срывая снежинки с уступов скал.
Ночное небо заливал красноватый свет. Обломки разрушенной планеты застыли в зените.
Глеб очнулся, чувствуя скованность в мышцах. Взгляд еще не обрел остроты, большинство предметов окружающего выглядели размытыми.
Серв ремонтировал флайкар. Костерок почти угас.
— Зонды вернулись, — раздался поблизости голос Беат. — Хашта нигде нет. Вероятно его выбросило из машины и засыпало снегом. Прости, но больше я ничего не могу сделать. Сканирование не дает результатов.
Норл не ответил. Он лишь шумно сопел, тяжело переживая потерю друга.
Худшее место во Вселенной. Здесь даже погибнуть — проблема. Оказаться запертым в куцей нейросистеме технического кристалла, а затем по первому требованию стать частью логр-компонента, до скончания веков управляя каким-нибудь сегментом логрианской дороги, — такой участи Глеб откровенно страшился.
Он всегда отличался жизнелюбием, стремился навстречу приключениям, но испытания последних дней как будто выжгли внутри что-то важное, сокровенное, сделав его немного сильнее, циничнее, жестче.
Неужели вот так и выковывались характеры тиберианцев?
Глеб не знал этого наверняка, но разве можно сохранить здравый рассудок, постоянно имея дело со Смещениями, гравитационными ударами, гибелью близких, набегами неведомых тварей?
Невольно станешь нелюдимым, суровым, ведь так легче переносить утраты, ни к чему не привязываться, жить одним днем.
Но он не мог, да и не хотел становиться оголтелым ксенофобом. Если выражаться фигурально, то в его жилах теперь текла кровь норла. Они не раз спасали друг друга. Огульная ненависть ко всему, чего не понимаешь или страшишься, тоже род уязвимости.
Откуда берутся такие мысли?
Глеб смотрел на обломки планеты, царящие в ночных небесах, и им, замещая все другие чувства, постепенно овладевала ярость.
Заметив, что он пришел в себя, уловив неровный пульс и прерывистое дыхание, Беат включила аватар, присела подле, заглянула в глаза, не давая бессильной злости Глеба разрастись до рамок безумия. Ее мысленное прикосновение, ставшее возможным благодаря прямому нейросенсорному контакту, немного облегчило и сгладило всплеск неконтролируемых эмоций.
Ее образ воплощал все, что Глеб мог бы полюбить, и снова душевное равновесие опасно пошатнулось от горечи, брошенной на весы.
Хотелось дожить до рассвета, что-то сделать, изменить, исправить, не чувствовать себя песчинкой, скрипнувшей меж шестеренками свершившейся истории.
— Помоги встать.
Беат протянула руку. За вуалью голограмм прятался холодный манипулятор.
Норл ссутулился у потухшего костерка.
— Ронг, дружище, подъем. Идем к тоннелю.
— Придется пешком.
— «Гессель» все равно не проехал бы по скалам. Пусть серв пока подлатает его.
— Хашт пропал.
— Знаю. Зонды продолжат поиск. А нам нужно идти.
— Глеб, — Ронг отвел его в сторону. — Глеб, я не хочу умирать.
— Мы найдем себе логры.
— О них и речь.
— А в чем проблема?
— Отец кое-что рассказывал мне о кристаллах. Они хороши для тех, кто пожил сполна. Иначе существование в логре превратится в кошмар, сожаление о несбывшемся. Вот у меня, к примеру, никогда не было самки.
— Почему?
— Не встретил. Не довелось. Еще ребенком меня схватили амгахи. Я жил в услужении, убирая их гнезда. Потом сбежал и скитался по миру. Что же я вспомню за чертой?
— Не знаю. Не могу представить… — честно признался Глеб, чувствуя, как от слов норла холодок пробежал по спине. — Но какие у нас варианты? Ты ведь слышал Райбека. Логриане не остановятся. Первый Мир в конце концов не выдержит постоянных Смещений и развалится на куски.
— Знаю. И думаю, уж лучше мгновенная смерть, но ведь какой-нибудь технический кристалл все равно подхватит мое сознание, не даст ему исчезнуть, так?
Глеб кивнул.
— Беатрис говорила, что поблизости есть старая база твоего народа и заброшенный военный космопорт. Может там мы найдем корабль? Заберем с собой серва. «Одиночка» тоже поможет в ремонте. Выживем назло логрианам? Назло их трусости!
— Да я не против. А почему ты назвал логриан трусами?
— Если сюда прорываются их враги, не проще ли встретить пришельцев лицом к лицу, а не прятаться? Скольких они уже погубили? — со свойственной прямотой спросил Ронг.
Его слова глубоко задели Глеба, заставили о многом задуматься.
— Идем. Так или иначе, нам придется пересечь кратер. И тоннель, о котором говорил Райбек, и старая база ВКС находятся на юго-западе.
— Я знал, что ты согласишься, — приободрился Ронг.
* * *
Рассвет все никак не наступал. Смещения прекратились. Но надолго ли? Обломки планеты, заливающие округу красноватым светом, постоянно напоминали о необратимости происходящих событий. Вряд ли все закончилось. Логриане не смогли уничтожить окно гиперкосмоса, и Глеб спрашивал себя: почему?