Мозговой штурм. Детективные истории из мира неврологии - читать онлайн книгу. Автор: Сюзанна О'Салливан cтр.№ 62

– Ему нельзя в тюрьму. И нельзя иметь судимость за сексуальное домогательство.

– Давайте удостоверимся в том, что всем известно о его травме головы. Я согласна, что тюрьма или даже просто судимость лишь навредят ему.

Болезнь не всегда имеет физическое проявление. У человека может быть серьезное заболевание мозга, которое при этом никак не скажется на его физическом состоянии. Людям всегда сложно воспринимать внешне незаметные проблемы.

У Майка были серьезно повреждены лобные доли, которые контролируют исполнительные функции человека. Сюда относится способность планировать, оценивать социальные ситуации, выполнять несколько дел одновременно и вести себя социально приемлемо. У всех нас периодически возникают плохие порывы, и именно лобные доли не дают им претвориться в жизнь. Лобные доли помогают нам учиться и следовать правилам. Они также контролируют сексуальные порывы. Человек может сохранить ум, но лишиться рассудительности. Майк оставался красноречивым, но это создавало обманчивое впечатление. Он прекрасно выглядел, что не сочеталось с тем, каким больным он был на самом деле.

Внешне незаметные проблемы, связанные с повреждением лобных долей, могут сделать жизнь сложной и опасной. Способность анализировать может стать очень слабой. Когда Майк готовил ужин дома в одиночестве, он не мог определить, пора ли доставать еду из духовки, и легко мог забыть, что сковорода слишком горячая, чтобы прикасаться к ней голыми руками. Если он выполнял два дела одновременно, например наполнял водой ванну и разогревал пищу, то одно из дел оборачивалось катастрофой. Хуже всего то, что Майк не мог быстро и правильно реагировать в случае такой катастрофы. Ему тяжело было общаться с людьми, особенно с малознакомыми. Майк не всегда понимал, что своим поведением заставляет другого человека чувствовать себя неловко.

Подобно тому как повреждение моторной коры ведет к параличу конечности, повреждение области, ответственной за исполнительные функции, ведет к изменению личности человека и его способности трезво оценивать ситуацию. Поведение Майка у меня на приеме на языке неврологов называется фронтальным. Он вел себя слишком несдержанно. Ему недоставало эмпатии, и он не мог понять, почему его родители так обеспокоены. Он постоянно повторял одно и то же. Он был негибким. Когда я пыталась изменить ход разговора, он не мог подстроиться.

Если Майк неприемлемо повел себя с незнакомкой в парке, то в этом не было его вины. Его поведение было симптомом повреждения мозга. Однако это не означает, что на любую травму, полученную жертвой его чрезмерного внимания, нужно закрывать глаза. Возможно, незнакомке стало бы легче, если бы она узнала, почему Майк так себя повел, а возможно, для нее это не имело никакого значения. Я написала письмо и отправила его Майку, чтобы тот мог воспользоваться им под руководством адвоката. Тем временем мне нужно было разгадать загадку о синяках непонятного происхождения и прикушенном языке.

Мозговые повреждения Майка вполне могли быть причиной эпилепсии, но никто еще не был свидетелем его припадка. Словам самого Майка о том, что произошло у него дома, нельзя было доверять. Майка ждал суд, но его отпустили под наблюдение родителей. Я не была уверена, что его стоит поместить в отделение видеотелеметрии. Я опасалась, что он плохо отреагирует на многочисленные ограничения и что персонал не сможет с ним справиться. Я обсудила его поведенческие проблемы со старшей медсестрой, и мы решили, что его все же следует поместить в отделение. Однако готовность к трудностям не исключает их появления. Майк поссорился с другим пациентом всего через несколько часов после прибытия в больницу. Меня попросили отправить его домой ради безопасности других пациентов и персонала, а также ради безопасности и благополучия самого Майка.

Я попросила медсестер закрепить электроды на его голове перед тем, как он покинул больницу. Его можно было отправить домой с ними и пишущим устройством в поясной сумке. Члену семьи Майка нужно было каждое утро привозить его в больницу, чтобы персонал мог просмотреть записанную информацию и по-новому закрепить электроды. Если у него вдруг случился бы припадок, то у нас по крайней мере сохранилась бы запись мозговых волн.

– Если мы что-то заметим, то снимем это на видео, – сказала мне мать Майка.

– Это бы очень помогло. Спасибо.

В течение недели припадков у Майка не было. Результаты теста были в норме. Прошло так много времени, а мы до сих пор не сдвинулись с мертвой точки. Я все больше убеждалась в том, что причина его проблем, в чем бы она ни заключалась, не имела для Майка никакого значения. Я оказалась в ситуации, с которой сталкиваются многие врачи. Я знала, что его уже нельзя сделать прежним. В отчаянии я все равно искала то, что можно было бы исправить. Будто обнаружение причины припадков и ее устранение помогли бы Майку вернуться на работу, наладить отношения с девушкой, начать вести прежний образ жизни или освободиться от судебного разбирательства. Ничто из этого не было в моих силах.

* * *

Большинство людей, перенесших тяжелую травму головы, имеют похожие истории. Тяжелой считается травма головы, обладающая следующими характеристиками: длительная потеря сознания, перелом костей черепа, мозговое кровотечение, длительная амнезия.

Перемены, к которым приводит мозговая травма, часто не дают человеку объективно оценить себя. Один мой пациент, молодой учитель, был уверен, что сможет продолжать работать, после того как самые страшные последствия автомобильной аварии остались позади. Как и Майк, он чувствовал себя полностью здоровым, как только физические раны зажили. Он проработал в одной школе пять лет, поэтому хорошо знал свою работу. Планы уроков были у него в голове, но перед классом он утрачивал контроль. Он терялся, расстраивался и злился. Потребовался целый год ужасных уроков, прежде чем он понял, что уже не может воспринимать несколько звуков одновременно. Его височная доля была повреждена, а восприятие звуков происходит в ее боковой части. Такую проблему сложно выявить во время консультации, и самому пациенту ее трудно описать или понять. Учитель был уверен, что он полностью восстановился, и все остальные думали так же. Большую часть времени он чувствовал себя прекрасно, пока не оказывался перед классом шумных шестнадцатилетних подростков.

Однажды я видела, как человек, перенесший травму головы, выступает на конференции. Он пришел поговорить с неврологами и нейрохирургами о собственном опыте черепно-мозговой травмы. Он получил ее во время катания на лыжах, и она привела к тяжелому мозговому кровотечению. Раньше он работал банкиром в Лондоне. Будучи успешным человеком до травмы, теперь он старался построить новую жизнь на основе новой версии себя. Он выступал в полукруглой лекционной аудитории. Он не понимал и не мог понять, что свою речь он адресует исключительно правой половине зала. Он уделял сидящим там людям все свое внимание, будто сидящих слева просто не существовало. Такое отношение можно было бы назвать пренебрежительным. Кровоизлияние или травма, повредившие правую теменную долю, могут привести к тому, что человек перестанет замечать то, что происходит слева. Это касается не только его окружения, но и его тела. Его левая рука перестает существовать. Он может надеть куртку только на правую половину тела, а о левой – забыть. Он может есть лишь с правой стороны тарелки. Кому-то нужно развернуть тарелку так, чтобы ее вторая половина попала в поле его восприятия. У такого человека проблемы не со зрением, а именно с восприятием. Что самое важное, он, как и Майк, не догадывается о своем нездоровье. Он не может понять, что уделяет недостаточно внимания чему-то, пока кто-то специально на это не укажет.