Мозговой штурм. Детективные истории из мира неврологии - читать онлайн книгу. Автор: Сюзанна О'Салливан cтр.№ 31

Диагноз был неверным. Во время конвульсивного эпилептического припадка мозговые волны представляют собой пики. Их отсутствие исключало вероятность того, что это эпилепсия.

Как минимум одна пятая часть людей, которые обращаются в клинику с жалобами на припадки, не имеет эпилепсии. Самый распространенный альтернативный диагноз – диссоциативные конвульсии, которые также называются псевдосудорогами. Раньше они были известны как истерические припадки и истерия. Эти конвульсии происходят в связи с психическими расстройствами, а не заболеваниями мозга. В отличие от эпилептических припадков во время диссоциативных конвульсий электрическая активность мозга нормальная. Потеря сознания в данном случае связана с работой такого механизма, как диссоциация.

Диссоциация – это то, что со всеми нами происходит время от времени. Это нормально. Она наступает тогда, когда мозг на мгновение отключается. Вы разговариваете с собеседником, но вдруг ваш разум начинает блуждать, и, несмотря на то что вы слушали, вы теряете нить разговора. Вы читаете страницу книги, но, когда доходите до последней строчки, не помните ни слова. У некоторых людей возникает ощущение, что они отрезаны от своего окружения или что окружающие предметы нереальны. Или же это может быть просто чувство потерянности. Диссоциация может выступать в качестве защитного механизма: если человек становится жертвой насилия, она помогает ему отделить себя от происходящего.

Патологическая диссоциация может приводить к серьезным проблемам со здоровьем. Болезнь человека может быть целиком психической или проявляться в виде физических симптомов, которые можно ошибочно связать с заболеванием мозга. У одних людей возникает ощущение деперсонализации, а у других – головокружение, потеря сознания и даже конвульсии. Диссоциация может привести к проблемам с концентрацией и памятью. Диссоциация, вызывающая конвульсии, точно так же неконтролируема, как и диссоциация, заставляющая нас пропустить свою автобусную остановку или «отключиться» во время чтения газетных заголовков. Это процесс, сгенерированный подсознанием, но с ним можно справиться.

Все, что рассказали мне Шерон и ее родители, не соответствовало типичным характеристикам эпилепсии. Припадки длились слишком долго. Они менялись со временем и делали это слишком часто. Конвульсии прекращались и возобновлялись. Они нарастали, ослабевали, а затем опять нарастали. При эпилепсии электрический разряд набирает силу, распространяется, а затем затухает. Он не может распространиться, отступить, а затем снова распространиться.

Когда я увидела на записи, как Шерон сползала со стула, я перестала сомневаться в диагнозе. У приступа Шерон отсутствовали признаки генерализованного эпилептического припадка. Такой припадок обычно характеризуется напряжением всех мышц тела. Он часто начинается с присущего ему громкого крика, связанного с сокращением мышц груди и выталкиванием воздуха из легких. Шерон, наоборот, обмякла и сползла со стула. Она сначала задержала дыхание, а затем громко выдохнула. Ничто не напоминало эпилептический припадок.

Я решила записать больше приступов, прежде чем обсуждать неверный диагноз с Шерон. Так как первый припадок произошел до того, как были установлены все электроды, и так как Шерон слишком долго жила с мыслью, что у нее эпилепсия, могли возникнуть сомнения, и я хотела их исключить.

– Давайте запишем еще как минимум пару припадков и отменим прием лекарств, прежде чем делать окончательный вывод, – сказала я медсестре.

В течение недели я понижала дозировку противоэпилептических препаратов, которые принимала Шерон. Мне нужно было убедиться в том, что они никак не влияют на результаты тестов. В период отвыкания от препаратов припадки усугубились. За пять дней у Шерон случилось десять приступов, хотя обычно за это время происходили один или два. Они также стали длиннее и интенсивнее. Я попросила членов ее семьи посмотреть видеозаписи припадков вместе со мной.

– Это похоже на приступы, которые обычно случаются дома? – спросила я.

– Да, но она попадала в отделение интенсивной терапии, когда они были такими страшными.

– Чем они отличаются от тех, что были в самом начале? В первые выходные, например? – спросила я.

– Они начинаются примерно одинаково, как мне кажется, но сейчас конвульсии гораздо более интенсивные в конце припадка, – ответила ее мать.

У меня была возможность ознакомиться с записями прошлых врачей Шерон. Когда ее впервые привезли в больницу с этой проблемой, доктор сказал ей, что у нее был либо обморок, либо припадок. Он думал, что обморок более вероятен, но все же направил ее к неврологу. Первоначальный диагноз был со временем изменен. Шерон никогда не вспоминала о том разговоре.

Было ясно, что диагноз «эпилепсия» был частично основан на свидетельствах очевидцев, которые утверждали, что у Шерон были конвульсии. Согласно записям невролога, осмотревшего Шерон во время ее первого долгого пребывания в больнице, вначале он не считал эпилепсию наиболее вероятным диагнозом. В них говорилось: «Псевдоприпадки?» Следовательно, он допускал вероятность того, что конвульсии были диссоциативными. Однако затем невролог написал: «На МРТ видна киста в височной доле. На ЭЭГ есть отклонения от нормы. Показано лечение от эпилепсии». Он подверг сомнению свое первое впечатление и решил, что будет безопаснее назначить Шерон противоэпилептические препараты, чем ждать дальнейших тестов. Через три месяца приема лекарств Шерон стало лучше. Это восприняли как доказательство того, что лечение работает и что диагноз «эпилепсия» правильный. Когда припадки вернулись и следующий препарат оказался неэффективным, первоначальные сомнения в диагнозе были лишь давно забытой записью в карте.

После того как я пересмотрела видеозаписи всех припадков Шерон и еще раз изучила все ЭЭГ, я назначила встречу с ней и ее родителями. Во время всех приступов ЭЭГ показывала нормальные мозговые волны, поэтому у меня не осталось сомнений в диагнозе «диссоциативные конвульсии». Однако я волновалась перед предстоящим разговором. Никто не хочет страдать эпилепсией, но и столкнуться со сменой диагноза спустя пять лет очень нелегко. Я подозревала, что именно замена болезни мозга психическим расстройством (а психические расстройства связаны со многими предубеждениями) особенно сильно огорчит Шерон.

Я начала объяснять, что во время всех приступов мозговые волны Шерон были нормальными для бодрствующего человека и что это несопоставимо с природой эпилепсии. Когда человек пребывает без сознания, его мозговые волны значительно замедляются. Это никак не зависит от причины потери сознания. Когда человек засыпает, его мозговые волны постепенно замедляются и в течение ночи проходят через различные циклы. Когда он находится под наркозом, они похожи на те, что преобладают во время глубокого сна. В случае обморока мозговые волны замедляются и укорачиваются из-за временного недостатка кислорода в мозге. То, что мозговые волны Шерон выглядели так, будто она бодрствовала, хотя на самом деле пребывала без сознания, могло иметь лишь одно объяснение – диссоциация.