– Вы этот запах имели в виду?
– Именно этот. Что это за духи? У них есть название?
– Это совсем не духи. Это миро от Иверской чудотворной иконы Божией Матери.
– Что такое миро?
– А этого никто не знает. Просто была такая икона, которая мироточила вот этим чудотворным целебным миром.
– Что значит «мироточила»?
– Это значит, что в ответ на молитвы верующих на иконе появлялись капли небесной росы. Иногда их было так много, что они стекали струйками. Мы собирали их на ватку и хранили.
– Вы что, хотите сказать, что сами видели, как появляется это самое миро?
– Видела и не раз. Хранитель иконы мученик Иосиф Муньос часто бывал в нашей обители и привозил икону.
– Почему «мученик»?
– Его убили еще в конце того тысячелетия.
– Кто убил?
– Слуги сатаны, конечно. Уже тогда по всему миру темные силы готовили приход Антихриста. А икона пропала и объявилась только перед восшествием на престол нового российского государя, причем объявилась в России.
– Любопытно! Вот бы сделать химический анализ этого мира, чтобы выяснить его подлинное происхождение.
– Уже делали и не раз!
– Ну, и каков же был результат?
– Миро имеет явно растительное происхождение сходное с душистыми маслами, добываемыми из цветов.
– Вот видите! Я так и думала.
– Но есть одна деталь. Когда решили выяснить у химиков-ботаников, из каких именно растений извлечено это масло, выяснилось, что таких цветов на земле нет.
– А где же они выросли? На Марсе?
– В раю, надо полагать.
– Мать Евдокия, вы что, на самом деле верите в эти сказки?
– Трудно не верить в то, что видела своими глазами.
– И чудеса от этой иконы вы тоже сами наблюдали?
– Сандра, милая, я их столько видела, что даже не смогу все припомнить! Вы лучше свою бабушку как-нибудь расспросите.
– Вы что, хотите сказать, что моя бабушка тоже верит в это?
– Несомненно, верит, но дело не в этом; с нею тоже было чудо – масло от Иверской иконы се исцелило.
– Когда?!
– Задолго до вашего рождения. Мне помнится, тогда еще и вашей матери не было на свете.
– Подождите, мать Евдокия, а вам самой-то сколько лет?
– Шестьдесят с небольшим.
– Что-о? Вот бы никогда не подумала. Да вам на вид ровно вдвое меньше!
– Простите, что ввела в заблуждение, я не хотела, – усмехнулась мать Евдокия. – А чудо с нашей бабушкой было самое простенькое и вместе с тем самое обычное – исцеление. Она несколько лет страдала каким-то тяжелым кожным заболеванием, и ни за какие деньги, а уж денег у них с Ильей Георгиевичем хватало, никакие врачи не могли ее вылечить. Они в это время часто приезжали к нам в обитель, а когда брат Иосиф привозил к нам икону, они бросали все дела и обязательно прилетали к нам в монастырь, чтобы поклониться ей. У Ильи Георгиевича был свой самолет, а неподалеку от обители был небольшой спортивный аэродром. С братом Иосифом оба очень дружили, но почему-то им не приходило в голову попросить у него мира от иконы именно в качестве лекарства. Однажды летом, когда стояла жуткая жара, Елизавета Николаевна работала в цветнике, а мы с братом Иосифом неподалеку сидели па скамейке в тени и разговаривали. Она проходила мимо с охапкой цветов для церкви, вдруг споткнулась и выронила цветы, а когда стала их поднимать, нечаянно зацепила розовыми шипами подол юбки. И тут мы с братом Иосифом увидели, что ноги у Елизаветы Николаевны покрыты чешуйчатыми красными пятнами. Брат Иосиф сказал только одно слово: «Искушение!» – а дня через два принес ей большой пакет ваты, пропитанный собранным от иконы миром. Бабушка ваша стала мазать им больные места, и меньше чем через неделю ее кожа совершенно очистилась. Мы все за нее очень порадовались, а удивились только тому, что она раньше не догадалась обратиться к брату Иосифу «за лекарством».
– Бабушка мне никогда этого не рассказывала…
– А вы ее спрашивали?
– О чудесах? Нет, как-то не приходилось.
– Я замечала, что неверие в чудеса больше всех декларируют те, кто упорно не желает проверить их; они боятся приблизиться к чуду и пытаются разоблачить его издали. Вот, например, Небесный Огонь, который сходит на Гроб Господень в Великую субботу. Кажется, что проще – садись на самолет, лети в Иерусалим и проверяй. Нет. Потому что если не предстанут в этот день против Гроба Господня, им останется сказать одно из двух: либо «Я там был и видел чудо», либо «Я там был, и чуда не было». Вместо того они отворачиваются, закрывают глаза и твердят, что чуда нет, потому что не может быть никогда. Совершенно чужой и чуждый мне человек, мать Евдокия дорогой расспрашивала меня о моих делах так, как будто они и в самом деле были ей интересны. От скуки, надо полагать.
– Вы ведь живете постоянно в Лондоне, Сандра?
– Да.
– А почему не с бабушкой? Ведь она старенькая и вы так любите друг дружку.
– Я должна зарабатывать себе на жизнь. В Баварском Лесу я не найду себе оплачиваемой работы.
– А какая у вас профессия, можно спросить?
– Я реалист-декоратор.
– Ч то это такое? Расскажите поподробней, Я рассказала. Мать Евдокия внимательно меня слушала, не прерывая своего узелкового рукоделья, а потом вдруг спросила:
– А вам никогда не приходилось создавать интерьер монастыря?
– Нет, не случалось. Но я изучала архитектуру, историка костюма и мебели, просто историю, так что, наверное, как-нибудь справилась бы. От декоратора массовых Реальностей много и не требуется.
– А как бы вы его изобразили?
– Сначала я бы спросила, какой именно монастырь желает видеть заказчик: католический, православный, буддистский?
– Православный, конечно.
– Ну, я начала бы с выбора эпохи. Про современные монастыри я ничего не знаю, даже не предполагала до недавнего времени, что они вообще сохранились.
– Возьмем хотя бы конец девятнадцатого века.
– Страна?
– Россия.
– Отлично. Я изобразила бы остров в холодном северном море, на нем вековой дремучий лес, а в нем квадратный участок земли, обнесенный высокой каменной стеной. Железные ворога, а н них смотровое– окно с решеткой. В центре участка я бы построила церковь. Конец девятнадцатого? Храм будет с разноцветными куполами, крытыми майоликой и золотом, а внутри – росписи в стиле Васнецова. Возьмем за образец Храм Спаса на Крови в Петербурге, хотя он закончен уже в начале двадцатого века.