Еще бабушка набрала в саду корзину первых спелых яблок и отдала их матери Евдокии со словами:
– Это для матери Ольги, навряд ли у них есть яблоки на преображение.
– Спаси Господи, – ответила та.
Еще она дала нам железную коробку-аптечку с бинтами, ватой, пластырями и лекарствами, подробно объяснив, что для чего может пригодиться, словом, готовилась целая экспедиция!
Вечером накануне отъезда бабушка позвала меня в свою спальню, и у нас с ней состоялся странный разговор.
– Я надеюсь, что все у нас будет в порядке, и я благополучно дождусь твоего возвращения, но я очень старый человек, Санечка, и всякое может случиться. Поэтому я хочу сейчас дать тебе некоторые разъяснения на случай моей смерти.
– Бабушка, ты что, умирать собралась. Все, иду разгружать джип! Я никуда не еду!
– Не паникуй, пожалуйста. Господь может признать меня в любой день, как и всякого смертного человека. Я не делаю на этот счет никаких прогнозов, но это может случиться в любой день.
– Бабушка, я все понимаю: ты не Месс и ты не бессмертна. Но если ты будешь себя беречь, то твой Бог не призовет тебя раньше времени.
– Я не вступаю с Богом в торги по поводу его имущества.
– Какого имущества, бабушка?
– Моей души.
– Разве она принадлежит не тебе, а твоему Богу?
– Конечно. Моя земная жизнь дана мне лишь во временное пользование. Когда Господь захочет ее забрать у меня, мое дело – вернуть Ему мою душу в наиболее приличном состоянии. А вот о земном имуществе я должна побеспокоиться сама и хочу это сделать заблаговременно. Слушай меня внимательно, детка. Я почти уверена, что в случае моей смерти Месс наложит руки на мой капитал и тебе ничего не достанется.
– Мне ничего и не надо.
– Я так и думала. Но кое-что я хочу тебе оставить, хотя бы просто па память обо мне. Я постаралась составить мое завещание так, чтобы усадьба досталась тебе, но я неуверенна, что тебя не ограбят. Поэтому я собрала для тебя маленький клад, кое какие драгоценности. Ди Корти всегда это купит у тебя.
– И заплатит макаронами.
– Если ты потребуешь, он заплатит золотом. В случае моей смерти ты приедешь сюда, но если в усадьбу нельзя будет заехать, не горюй. В правом столбе въездных ворот внизу есть один кирпич, отличающийся по цвет)' от остальных, – ты надавишь на него, и тебе откроется тайник – там и будет лежать мое наследство.
– Бабушка, я ничего не хочу об этом слышать!
– Но ты все-таки запомни: в правом столбе в самом низу, у самой земли, кирпич более темного цвета, чем остальные.
– Ну хорошо, я запомнила. Только давай больше об этом не говорить.
И больше мы об этом не говорили.
Глава 9
А водителем монашка оказалась никудышным. Пока она шла впереди, мы раза три-четыре сбивались с дороги и попадали на «оборвыши», а один рази вовсе застряли на «гнилой аквастраде». В конце концов я не выдержала, просигналила ей и заставила остановиться в очередном тупике «оборвыша».
– Священнейшая моя мать Евдокия, – начала я, выйдя из джипа и уперев руки в боки, – знаете, что я вам скажу? Если мы так будем тащиться и плутать всю дорогу, то мы не скоро доберемся до нашей обители.
– А я и не говорила, что мы скоро до нее доедем, – лучезарно улыбнулась мать Евдокия.
– Сколько у вас уходит обычно на дорогу от бабушки до вашего монастыря?
– Неделя, если без приключений.
– Я очень надеюсь на приключения. Но доберемся мы дня за три-четыре – я уже поняла, что вас задерживало в пути.
– Что же?
– Абсолютная неспособность к вождению.
– Да, вы правы, водитель я плохой. Только другого-то у пас нет…
– Как это нет? А я? Мы с вами сделаем вот что. Возьмите самое необходимое и перебирайтесь ко мне на пассажирское сиденье, а ваш мобиль мы прицепим сзади на буксир. Вы будете делиться со мной вашими интересными соображениями о дороге, а я буду проверять их с картой в руках на практике – так, я думаю, мы в значительной степени увеличим скорость приближения к святой обители.
– Вы думаете? Тише едешь – дальше будешь…
– От того места, в которое едешь.
– Что ж, можно попробовать…
Мать Евдокия достала из кабины мобиля полотняный мешочек, в котором держала свои личные вещи, и безропотно полезла в кабину джипа, не слишком изящно подобрав подол длинной рясы. Я подцепила тросом ее мобишку, и дальше мы поехали уже с нормальной скоростью.
Я следила за картой и дорого»! а мать Евдокия, убедившись, что мы действительно передвигаемся теперь гораздо быстрее, достала из своего мешочка рукоделие и занялась им уже больше не интересуясь дорогой. Плела она что-то вроде бус из тонкого шелкового шнура, сплетая на пальцах петельки и протаскивая их одну через другую с помощью толстой иглы. Я покосилась на ее работу и спросила:
– Что это за бусы вы плетете, мать Евдокия? Разве монашки носят украшения?
– Это не бусы, а монашеские четки. Мы по ним молимся.
– Ведете учет молитвам?
– Можно и так сказать.
– Не проще ли купить калькулятор?
– Традиция…
– А, ну если традиция, тогда конечно…
Я почти сразу же заметила, что, вопреки моим ожиданиям, присутствие матери Евдокии в кабине меня не раздражает. От нее, конечно, пахло, как пахнет от всех людей, но ведь и запахи бывают разные, как и люди. От бабушки, например, пахло шелком, чистой водой, хорошим мылом и ее травками всегда немножко разными. От матери Евдокии пахло приемлемо. Главное, это не был густой запах человеческого тела, который я так не люблю, хотя мать Евдокия уже много дней была в дороге. Конечно, в гостях у бабушки она отмылась и выстирала свою одежду, но оставалась ведь обувь, этот нелепый ее солдатский ремень, дорожный мешочек, и тем не менее пахло от нее приятно: сухим запахом ветхой натуральной ткани, пчелиным воском и чуть-чуть какими-то очень тонкими растительными духами. Я не удержалась и сказала;
– Если бы кто-нибудь мне сказал, что монашки употребляют косметику, я бы не поверила.
– Что это вы такое говорите, Сандра! – засмеялась мать Евдокия. – Какая, прости Господи, косметика? С чего это вы взяли?
– Не отпирайтесь, я выяснила ваш тайный грех! Вы употребляете духи, и они у вас в мешке – оттуда запах всего сильнее.
– В мешке?… – Мать Евдокия недоуменно поглядела на лежавший у нее на коленях полотняный мешочек, откуда тянулся шелковый шнур ее рукоделия. – Ах вот оно что!
Она вынула из мешка небольшую сумочку и, порывшись, достала из нее серебряный медальон старинной работы и приоткрыла его. Благоухание затопило нею кабину.