Охота на ведьму - читать онлайн книгу. Автор: Астрид Фритц cтр.№ 17

Приор глубоко вздохнул.

– Ах, милое дитя. Так значит, у тебя действительно все настолько плохо? – Он сжал мою правую руку. – Я рад, что ты так искренна со мной. И я очень хочу тебе помочь. Воистину, плотская любовь – деяние животного, и тем грубее оно у человека, чем меньше мужчина и женщина любят друг друга.

От этих слов я испуганно съежилась, а настоятель снова вздохнул.

– Быть может, тебе кажется, что я как монах ничего не понимаю в этом, но и я был когда-то молод, у меня была жизнь до моего времени в монастыре. И я знаю одно: ни один мужчина не может устоять перед женскими чарами, оказавшись к женщине слишком близко. Таков закон природы, Сюзанна. Поверь мне, Аберлин не оставит тебя в покое, не пропустит ни одной ночи, а быть может, и при свете дня захочет близости с тобой. Он захочет обнимать тебя, прикасаться к твоему телу, чувствовать твои прикосновения, быть в тебе. – Он вдруг отпустил мою руку, точно обжегшись, и начал расхаживать туда-сюда по капелле. – Если ты считаешь, что не сможешь выдержать подобное, нам нужно найти решение, – пробормотал брат Генрих.

– Так значит, вы поможете мне? – Я была рада, что на этом мои излияния подошли к концу. От последних фраз приора мне стало как-то не по себе.

Остановившись, он скрестил руки на груди, натянув на пальцы длинные рукава.

– Ты никогда не думала о том, чтобы уйти в монастырь? Так ты избавилась бы от необходимости заниматься тем, что тебе омерзительно. Женский доминиканский монастырь Сюло в нашем городе – под моей духовной опекой, и я могу посоветовать тебе поступить туда. Монахини этого монастыря занимаются оформлением миниатюр в книгах, упражняются в каллиграфии, посвящают свое время музыке. Ежедневные молитвы и песнопения укрепляют чувство общности. И там ты была бы всем обеспечена и защищена от внешнего мира.

– Но я не хочу сидеть взаперти!

– О чем ты говоришь, дитя? Монахини вовсе не сидят взаперти. Да, они много времени должны проводить в клаузуре, но на сегодняшний день монастырские правила соблюдаются не так строго. Разве ты никогда не видела монахинь в городе?

В этом он был, конечно, прав, но я ни за что на свете не ушла бы в монахини. Я задумчиво покачала головой.

– Все, чего я хочу, – это не выходить замуж за Аберлина.

Приор прищурился.

– Тебе люб кто-то другой?

– Нет, но я уверена, что когда-нибудь встречу мужчину, к которому испытаю влечение.

– То есть ты в принципе не возражаешь против того, чтобы возлечь с супругом, когда выйдешь замуж? – Брат Генрих прошептал эти слова так тихо, что я едва смогла их разобрать. – Помни о том, что добропорядочная женщина должна усмирять плотскую страсть.

Я недоуменно уставилась на него.

– Я ведь обо всем этом понятия не имею…

На лице пожилого монаха вдруг вспыхнула улыбка, от которой он словно помолодел.

– Как ты еще невинна, Сюзанна. – Приор кашлянул. – Ну, хорошо, я поговорю с твоим отцом. Дело в том, что в таинстве брака нашей церковью женщине отводится такое же место, как и мужчине, и потому церковь допускает только брак по обоюдному согласию. Меня тоже тревожит то, что горожане сейчас перенимают презренную традицию аристократии выдавать своих дочерей замуж, за кого им вздумается. Твой отец – богобоязненный человек, он прислушается к моим аргументам.

– Вы поговорите с ним, чтобы помочь мне? – Меня накрыло волной облегчения, и от благодарности я бросилась целовать настоятелю руки.

– Ну-ну, Сюзанна, – отстранился он. – Полно тебе, оставь. Но обдумай мои слова о монастыре. Монашеская община хранит мир и душевный покой, она способна защитить не только таких юниц, как ты. Мир вне стен монастыря полон злоумышленников, ловцов невинных простых душ. В монастыре ты укрылась бы не только от притязаний плоти, но и от коварства всех этих еретиков, иудеев, ведьм и ханжей, которыми кишат наши земли.

Я кивнула, все еще недоумевая.

– Кстати, – продолжил он, – если ты – и небезосновательно, полагаю – тревожишься о душе своей матушки, знай: его Святейшество в Риме в милости своей даровал страсбургскому епископству привилегию раздавать индульгенции ^[70], которая распространяется и на наш монастырь, а значит, мы имеем право выдать индульгенцию любому мужчине или женщине в Селесте. Те, кто посетит наши проповеди об отпущении грехов, будут молиться с нами и оставят свои пожертвования на церковь, смогут получить индульгенцию на сто дней. Вероятно, тебе известно, что отпущение грехов возможно и для умерших, чьи души пребывают в чистилище. Завтра глашатай сообщит добрую весть о получении сей привилегии в городе. И возрадуются жители Селесты!

– Но, брат Генрих, у меня ведь ничего нет. Как же я смогу оплатить индульгенцию?

– В этом нет необходимости. У кого ничего нет, тот ничего отдать и не может, но для отпущения грехов достаточно лишь искреннего глубокого раскаяния – и простятся ему грехи его после покаянной молитвы. Ибо сказано, что Царствие Небесное приемлет как богатых, так и бедных. Потому главное, чтобы ты постоянно посещала наши проповеди. И при этом недавно исповедовалась. Когда ты в последний раз была на исповеди?

– Около двух недель назад, у отца Оберлина.

– Ну что ж, это еще приемлемо.

У меня голова пошла кругом, когда настоятель провел меня к воротам церкви и там подал руку на прощание. Мне хотелось обнять этого тщедушного, но столь могущественного человека, настолько я была благодарна ему за то, что он, возможно, поможет мне избавиться от Аберлина. Я нисколько не сомневалась в том, что брат Генрих сумеет совершить очередное чудо.

Конец лета 1484 года

И правда, чаша сия миновала меня и мне не пришлось выходить замуж. Уже через два дня после моего визита в церковь при монастыре отец подошел ко мне во дворе нашего дома, где я развешивала выстиранное белье.

– Я подумал, может быть, Аберлин и правда неподходящий жених для тебя, – чуть смущенно сказал он. – Но это не отменяет того, что нам следует найти для тебя мужа как можно скорее.

Итак, меня все еще ждал брак, и отец все еще намеревался сам выбрать мне будущего супруга, но в данный момент это не казалось мне столь уж важным. Главное, что пока я не лишилась свободы.

В следующие недели я еще старательнее, чем прежде, помогала отцу в лавке и занималась домашним хозяйством, да так, что моим мужчинам не к чему было придраться. Поскольку мы не наняли работницу, что сохранило деньги семье, я даже не терзалась угрызениями совести оттого, что Аберлин пришел в ярость от разрыва помолвки и больше не разговаривал с моим отцом.

К удивлению Мартина, я несколько раз посещала проповеди в монастыре и, как и было обещано, после своих покаянных молитв получала индульгенцию на часть грехов нашей мамы, не оставляя денежных пожертвований для церкви. Как правило, индульгенции после молитвы выдавал келарь, монах, заведующий монастырскими деньгами. Мне же свидетельство об отпущении грехов вручал лично брат Генрих, у алтаря в капелле Богоматери. На первых двух проповедях он был очень рад меня видеть, отечески обнимал меня за плечи и приветливо улыбался. Но в третий раз он взглянул на меня со всей серьезностью и укорил меня: «Ты должна приходить сюда чаще, Сюзанна. Подумай о спасении души своей матери».