Зондеркоманда Х. Колдовской проект Гиммлера - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Васильченко cтр.№ 52

3 ноября 1937 года организационный руководитель «Наследия предков» Вольфрам Зиверс в своем письме, адресованном научному куратору «Аненэрбэ» профессору Вальтеру Вюсту, сообщал, что после разговора с Йозефом Плассманом (редактор «Германии» и начальник одного из отделов «Наследия предков») и Хёфлером им была собрана вся необходимая информация о Куммере. Теперь Вюсту предстояло заверить план предстоящей кампании. Зиверс подчеркивал, что в сложившейся ситуации не могло быть и речи о том, чтобы проявить в отношении Куммера хоть какую-то снисходительность, так как силы, «враждебно настроенные в отношении СС, могли бы воспринять это как нашу слабость». Некоторое время спустя Вальтер Вюст направил письмо Генриху Гиммлеру с пометкой «Рейхсфюреру СС лично в руки». В письме говорилось, что был разработан план мер, которые должны были нейтрализовать Куммера, позволившего себе «коварные нападки» на СС вообще и журнал «Германия» в частности. Показательно, что в письме ни словом не был упомянут Отто Хёфлер. Кроме конкретных политических обвинений в адрес Куммера ему также инкриминировалась «слепая ненависть в отношении сильных политических союзов и организаций», что нашло отражение в представленной им картине «германского мира». Этот упрек должен был являться главным аргументом в задуманной полемике с Куммером. По мнению руководства «Наследия предков», сплоченные и сильные мужские соединения были необходимой основой любой политической власти. При всем том они презирались и поносились «всеми пацифистскими, демократическими и эгалитаристскими группами». В Германии также имелось время, когда подобного рода мужские военизированные формирования рассматривались в качестве «нарушителей порядка», что было убеждением «близоруких и однобоких кругов, питавших уважение к ложно осознанному крестьянскому миру». В письме говорилось: «Они являются близорукими хотя бы потому, что крестьянство было обречено на гибель, если бы оно не защищалось военизированными формированиями, как от внешних, так и от внутренних политических врагов». Очевидно, что, говоря о «военизированных формированиях», подразумевались в первую очередь СС. Но все же этот «мужской союз» не был противопоставлен семье и крестьянам, что подчеркивалось отдельно. Он «органически дополнял их и политически обдуманно защищал»: «В Германии наряду с вермахтом существует тип политического мужского союза, который является и внешнеполитическим, и внутриполитическим фактором. Он укоренен в семье и политически дополняет отдельные семьи. Германская история свидетельствует, что речь идет не о произвольном новшестве революционного характера. Было доказано, что аналогичные боевые содружества имелись в германской древности (что отрицает Куммер), и что они повсеместно являлись важнейшими и решающими факторами, определявшими власть со времен древних германцев».

По сути, это было единственным упоминанием семьи. После этого про женщин было решено вообще забыть. Кум-меру инкриминировалось, что его представления об истории древних германцев могли нанести ущерб авторитету СС, а также поставить под сомнение «гениальные политические качества германских и индогерманских племен эпохи [арийского] завоевания мира». Утверждалось, что именно феномен «мужских союзов» являлся «самым мощным гарантом всемирно-политического будущего германцев».

От предложения к предложению обвинения в адрес Куммера становились все более резкими. Его обвиняли в пристрастии к аграрно-пацифистским фантазиям, которые могли лишить германскую историю ее истинного величия. Даже делались намеки о «покушении» на власть Гитлера. Как следовало из этого документа, СС в лице «Наследия предков» не намеревались идти на компромисс, будучи настроенными отстаивать интересы Отто Хёфлера, как говорится, «до последнего патрона». «Если рассматривать политические и организационные свершения германской истории только с точки зрения нарушения крестьянского спокойствия, то все многовековое прошлое Германии может восприниматься как одно сплошное бедствие. Именно эти идеи уже на протяжении десяти лет пропагандирует Бернхардт Куммер. Однако история Германия была не деревенской идиллией, а политической перекройкой Европы. Наш фюрер ясно дал понять, что он рассматривает появление власти в Германии не как бедствие, но как повод для гордости немецкого народ, что он ощущает себя преемником двух тысяч лет германской истории и наследником ее величия. Это самое большое возражение пацифизму, который исповедует Бернхардт Куммер, всячески принижая германскую политику, которая осуществлялась с позиции силы».

Якобы пропагандируемому Куммером статическому и пацифистскому восприятию германской истории приписывались такие качества, как «крестьянская безмятежность» и «сельская идиллия». Так как германская история на протяжении веков характеризовалась нарушением этих качеств, то Куммер видел в прошлом Германии одни только бедствия. При этом то, что для Куммера являлось бедствием (появление политической власти), то для Гитлера было поводом для гордости. Куммеру приписывалась клевета на германскую историю, которой нормальные немцы должны были гордиться. Жесткой критике также подвергались методы, к которым прибег в своем исследовании Куммер. Например, ему приписывалась мысль о том, что изначальное, «истинное», германство имелось только в Исландии, так как в других странах оно было испорчено культом Водана и воинственными «мужскими союзами». Руководство «Наследия предков» подчеркивало, что в германском мире Исландия являлась особым случаем, так сказать, исключением. Она фактически не имела внешнеполитических врагов, а потому и не смогла произвести на свет никаких военизированных формирований и не была в состоянии возвысить семью до уровня государства. Тут же использовался тезис Хёфлера о том, что многие славянские племена не создали никаких политических структур, так как не были в состоянии выйти за рамки «вегетативного цветения». Куммеру же ставилось в вину, что он в качестве германского идеала приводил Исландию, которая не только не имела государственности и военизированных формирований, но и за несколько веков оказалась растерзанной межродовыми распрями. «Тот, кто предлагает такие идеалы, тот ничего не понимает в нашей политической истории». Показательно, что сотрудники «Наследия предков», которые готовили этот «обвинительный вердикт», ни разу не упомянули обвинения в адрес Хёфлера: а именно прославление магии, демонии и сходство его тезисов с церковными представлениями об истории древних германцев.

Поскольку конфликт между Куммером и Хёфлером вышел на организационный уровень, то дело не обошлось установлением фактов политической благонадежности и «расовой сознательности», тем более что противники Хёфлера не раз намекали, что он являлся «иностранцем» (австрийцем).

В письме, которое датировалось 2 июля 1935 года, Рихард Зухенвирт, также австриец по происхождению, пытался дать идеологический портрет Отто Хёфлера. Он характеризовал исследователя не только как члена австрийского отделения НСДАП, но и как активиста СА. Он также указывал, что Хёфлер был главой группы «Венского союза германистов». Эта организация «была известна в Австрии благодаря своим радикальным антисемитским установкам и попыткам противодействия ожидовлению Венского университета. Члены союза не ограничивались пропагандистской работой, но пытались осуществлять деятельность по защите интересов немецких студентов». Далее Зухенвирт отмечал: «В 1928 году Хёфлер поступил на государственную службу в Швеции (Упсала), а потому не мог более заниматься политической деятельностью в НСДАП. Однако нет никаких поводов для сомнения в его национальном мышлении». Отсылки к попыткам противодействия «ожидовлению» должны были стать гарантом «расовой сознательности» Отто Хёфлера. Однако Куммер не раз пытался усомниться в этом. Он предполагал, что антисемитизм Хёфлера, который был обязательным качеством для всех членов НСДАП, на самом деле являлся всего лишь попыткой противодействия еврейским студентам и преподавателям, что было вызвано желанием сделать стремительную карьеру, а вовсе не «расовыми чувствами». В любом случае, когда в 1937 году Отто Хёфлер претендовал на получение профессорской кафедры в Мюнхенском университете, он указал в своей автобиографии: «С 1921 года я состоял в Венском академическом союзе германистов, руководство которого требовало для принятия в ряды организации клятвенных заявлений о немецко-арийском происхождении и немецко-национальном образе мышления».