Эта новость была встречена кивками и улыбками. Они и не ждали никакого отдыха.
Лейтенант Эйроп и капитан Фиш переглянулись.
– Хижина досуга для негров, – сказал Эйроп. – В лагере Лузитания. Репетиция пройдет там, в семь часов.
Досуг, разделенный по цвету кожи.
– Теперь выметайтесь отсюда, – сказал капитан Фиш. – И поешьте наконец.
Обри решил рискнуть и задать вопрос.
– Сэр, капитан, сэр!
– Да, рядовой?
– Когда мы будем сражаться с немцами, сэр?
Капитан Фиш бросил быстрый взгляд на лейтенанта Эйропа.
– Не скоро. Мы довольно далеко от фронта. Это Сен-Назер, американский военный лагерь на берегу Франции.
– А когда мы познакомимся с французскими девушками? О-ла-ла! – сказал Джоуи, и все засмеялись.
– Отставить, – приказал Фиш.
Среди солдат пробежал ропот. Они уже были недовольны правилами армии Соединенных Штатов, которые не позволяли им даже близко подходить к белым женщинам за границей.
– Слушайте, – сказал Фиш. – Я не об этом говорю. Они не имеют права указывать вам, с кем проводить время и какого цвета должна быть их кожа. Но у вас нет времени на девушек. И мы не можем допустить, чтобы вы подхватили какое-то заболевание. Никаких инфекций в этой роте! А теперь – за дело. Мы должны выкопать плотину и проложить несколько миль железной дороги.
Услышав это, солдаты замерли.
Хесус Эрнандес, кларнетист, не мог скрыть своего разочарования.
– Каторжная работа? – Он был не единственным, кого поразила эта новость. – Я хотел сказать, сэр, капитан, сэр?
– Мы приехали сюда, чтобы сражаться с немцами, капитан Фиш, – вмешался Герб Симпсон, вокалист. – Как сказал лейтенант Эйроп, делать мир безопаснее для демократии.
Мать Обри всегда говорила, что он не умеет держать рот на замке.
– Вы сказали, сэр, – начал Обри, – что этот отряд будет не похож на остальные черные отряды. Транспортировка, погрузка, строительство дорог, готовка и все такое.
Джоуи издал хриплый, горловой звук. Задать вопрос – это одно, а вот поставить под вопрос авторитет командира – совсем другое. Это могло означать дисциплинарное наказание или военно-полевой суд.
Но Обри пошел еще дальше.
– Мы могли бы копать и возить провиант дома, в Нью-Йорке. Вы говорили, что этот полк будет сражаться за Америку, и страна будет гордиться своими черными солдатами. Что это поможет жителям Соединенных Штатов изменить свое отношение к нам.
Он сделал это. Обри поднял подбородок и распрямил плечи. «Достоинство и гордость».
– Вы правы, рядовой. Это мои слова, – голос капитана Фиша был спокойным, но твердым. – Этот полк ждут великие свершения, которыми будет гордиться Америка и ваша раса. Вы все продемонстрировали исключительную дисциплину в лагере Уодсворт и лагере Дикс, несмотря на постыдные предрассудки окружающих. Я уверен, что ваша смелость и дисциплинированность сослужат вам добрую службу, когда вы окажетесь на фронте, – он устало провел рукой по лбу. – Теперь идите завтракать, пока они не скормили ваш паек свиньям.
Обри выдохнул. Его не накажут. Аллилуйя.
– Мы попадем на фронт, вот увидите, – сказал Герберт Симпсон.
Капитан ответил тихим голосом, скорее себе, чем всем остальным:
– Так и будет.
Он вышел из барака, и солдаты последовали за ним.
Кто-то потянул Обри за локоть. Лейтенант Эйроп вытащил его из строя, завел за угол здания и пригвоздил к месту своим проницательным взглядом.
– Ты – понятливый парень, – сказал он. – Если не хочешь проблем, то тебе лучше научиться понимать, когда стоит держать рот на замке.
Лицо Обри горело, несмотря на зимний холод.
– Умный человек знает, когда говорить, а когда – заткнуться, – рот лейтенанта дернулся. – Даже если ты прав.
Обри сдержал улыбку.
– Да, сэр, лейтенант, сэр.
Эйроп похлопал Обри по плечу.
– Не забудь прийти за нотной бумагой.
Обри улыбнулся.
– Пойдем есть, рядовой, – сказал Эйроп. – Блюзом сыт не будешь.
Они двинулись по оставленным в снегу следам своих товарищей и пришли в столовую, где среди пара от горячего кофе и витавшего в воздухе запаха подгоревшей яичницы отряд Обри стоял в очереди за овсянкой.
– О, неужели это Отряд Негритят, – протянул медленный голос с южным акцентом.
Они обернулись и увидели двоих солдат, которые мерили их взглядом, прищурив глаза. Обри сжал пальцами свою пустую миску. Его товарищи тоже напряглись. На виске Джоуи запульсировала вена.
– Может, французы и не могут отличить негритенка от нормального человека, но парня из Алабамы не проведешь, – сказал рыжий солдат. – Мартышка останется мартышкой, даже если нарядить ее в военную форму.
Лейтенант Эйроп выпрямил спину. Он посмотрел на своих парней и безмолвно приказал им не отвечать. Обри чувствовал, что его дыхание, как и дыхание друзей, пышет яростью. Словно они были одним телом. Он ощущал их боль так же остро, как свою собственную.
– Солдат! Назови свое имя и звание.
Из кухни появился белый сержант и обратился к мистеру Алабаме.
– Рядовой Уильям Кованс, сэр, – безразлично ответил солдат, отсалютовав старшему по званию. – Сто шестьдесят седьмая пехота, сорок вторая дивизия.
Белый сержант нахмурился.
– «Радужная дивизия»
[15]? Они ушли на фронт несколько недель назад.
– Мы остались, – быстро нашелся Кованс. – Корь.
Сержант повернулся к повару, накладывающему овсянку. Он замер, с широко распахнутыми глазами и протянутой рукой, внимательно прислушиваясь к разговору.
– Из-за тебя солдаты будут есть холодную еду, Дерфи, – рядовой Дерфи тут же вернулся к раздаче каши, а сержант посмотрел на парней из Алабамы. – Ты, с корью. Генерал Першинг приказал мне кормить солдат, а не трусов и свиней. Твой офицер об этом узнает.
Кованс и его товарищ покинули столовую, бормоча что-то себе под нос. Когда дверь за ними закрылась, сержант отсалютовал черным солдатам.
– Добро пожаловать во Францию, – сказал он. – Заведующий столовой, сержант Чарльз Мерфи. Саннисайд, Квинс.
Афродита
Pathe' tique
[16] – 8 января, 1918
Ранним утром вся хижина досуга была предоставлена Хейзел. Ее соседка Элен и новая знакомая Колетт любили поспать. Старшие дамы – миссис Дэвис и мисс Рутгерс – просыпались очень рано и уходили на собрание с главным секретарем всего Сен-Назера – мистером Уоллесом. (Специально для него они делали красивые прически.) Это давало Хейзел немного времени, чтобы поиграть на пианино, никого не беспокоя.