– В первую очередь, о безопасности девушек. В лагере полно молодых, импульсивных солдат, поэтому все мы должны следовать строгим правилам. Юношеской христианской организации совершенно не нужен скандал, особенно когда мы занимаемся такой важной работой.
Хейзел вспомнила слова своего отца. «Будь смелее меня».
– Я была бы не против играть во всех хижинах досуга, – сказала она. – Уверена, что черные солдаты тоже любят музыку.
Миссис Дэвис бросила на Хейзел укоряющий взгляд из-под очков.
– В этом нет необходимости, – она попробовала изобразить примирительную улыбку. – Эти американские негры и сами могут играть на инструментах. У них это в крови. Кстати говоря, завтра их группа выступит здесь. Думаю, вы сами убедитесь в том, что ваша более изысканная манера игры не придется им по душе.
Сердце Хейзел билось так быстро, что его стук раздавался у нее в ушах.
– Я думала, все солдаты нуждаются в развлечении.
Миссис Дэвис вздохнула и закатила глаза.
– Молодые идеалисты. Только такие и рвутся на войну, – пробормотала она и строго посмотрела на Хейзел. – Я не люблю использовать такой язык, мисс Виндикотт, но вы не оставляете мне выбора. От негров нельзя ожидать джентльменского поведения. Особенно по отношению к юным леди.
Хейзел никогда не любила спорить со старшими. Вызвать неприязнь миссис Дэвис в первый же день было бы очень глупо, но она должна была что-то сделать.
– Возможно, вы правы насчет некоторых из них, – сказала она. – Но в любой группе солдат найдется несколько человек с недостойным поведением. Я уверена, что большая часть – настоящие джентльмены, не хуже других.
Реверенд Скоттсбридж закашлялся, чтобы скрыть смех.
– Дорогая, у вас слишком мало опыта, чтобы распознать опасность, – он многозначительно кивнул миссис Дэвис. – Здесь полно гораздо более привлекательных молодых солдат, которые захотят послушать вашу игру.
Хейзел почувствовала, что ее тошнит. Значит, черные солдаты не такие привлекательные? И каким образом это вообще должно было ее убедить? Реверенд решил, что она приехала сюда ради симпатичных парней. В ней начала закипать злость.
Отец Мак-Найт бросил на Хейзел сочувствующий взгляд и закрыл глаза, словно молился.
Очевидно, миссис Дэвис не собиралась продолжать спор.
– Прошу сюда, девушки. Вот ваша комната.
Декабрь 1942
Второй свидетель
Афродита обращается к судье:
– Ваша честь, я бы хотела пригласить второго свидетеля.
– Только не это, – стонет Арес. – Сколько еще бессмертных ты собираешься сюда притащить? Легче было бы сразу отправиться на Олимп. И я думал, что мы уже прекратили играть в суд.
– Возражение отклонено, – говорит Гефест. – Защита может продолжать.
– Я вызываю, – Афродита делает театральную паузу, – Ареса, бога войны.
Арес садится и выпрямляет спину, просовывая руки в рукава рубашки. Нет никакого смысла застегивать пуговицы и прятать его восхитительный торс. Обычно Арес предпочитает выставлять все свои лучшие стороны напоказ, но выступление в суде требует подобающего внешнего вида.
У Гефеста нет судебного исполнителя, поэтому ему приходится зачитать клятву самостоятельно:
– Вы клянетесь умерить свое хвастовство, рассказывать факты, и только факты, а в противном случае – держать свой поганый рот на замке?
– Эй, – возмущается Арес. – В клятве для Аполлона не было ругательств.
– Это потому, что я рос вместе с тобой, – мрачно говорит Гефест.
– Арес, – успокаивает его Афродита. – Он обижен на тебя, только и всего. Почему бы тебе не поведать нам свою точку зрения на эту историю?
Арес поднимается и обращается к суду:
– Я не хочу делать этого ради него, – говорит бог войны. – Но раз уж ты настаиваешь, я расскажу вам историю. Хотя бы для того, чтобы разбавить твою слащавую мелодраму.
Арес
Тренировка по штыковому бою – 4 января, 1918
Рядовой Джеймс Олдридж и его отряд выстроились в ровную линию на тренировочной площадке, чтобы начать подготовку по штыковому бою. Они находились в нескольких милях от траншей, и Джеймс никак не мог привыкнуть к постоянному реву артиллерийского обстрела.
– Закрепить штыки! – рявкнул командир, и Джеймс привинтил лезвие к своей винтовке «Ли-Энфилд».
– Встать на позицию!
Джеймс быстро поднял винтовку левой рукой и обхватил ее правой, прицеливаясь концом лезвия в горло воображаемому немцу.
– Олдридж, – сказал кто-то. – Разведи ноги шире.
Это был рядовой Фрэнк Мэйсон – рыбак из Лоустофта. Недавно он восстановился после ранения в ногу и теперь проходил переподготовку.
Их командир ходил вдоль рядов, поправляя тех, кто неверно встал в позицию.
– Исходное положение!
Осунувшись от усталости, солдаты опустили винтовочные штыки.
– Приказа засыпать не было, солдат!
Высокий и крепкий рядовой Билли Натли – фермерский парень из Шропшира – мог бы стать опасным бойцом, но больше походил на огромную мишень.
– В позицию!
Штыки поднялись вверх.
– Цельтесь им в горло, дамочки! – лицо командира было красным. – На поле боя либо убиваешь ты, либо убивают тебя. Немцы не знают пощады. Цельтесь в горло!
Джеймс облизал губы и прицелился в невидимое горло.
– Выпад!
Солдаты выбросили штыки вперед и прочертили ими невидимую линию.
– Сделали выпад – провернули лезвие! Вытащите их кишки наружу!
Джеймс делал выпад и проворачивал лезвие. Возвращался в исходное положение и начинал снова. Позади него то же самое делал жилистый уэльский парнишка Чад Браунинг.
– Горло и подмышки – крайне уязвимые места, – рявкнул их командир. – Лицо, грудь, живот! Если нападаете со спины – цельтесь в почки. Или вы, гении, забыли, где находятся почки? Исходное положение!
Исходное положение.
Командир расхаживал вдоль рядов.
– Теперь найдите себе чучело.
Они подошли к покосившимся деревянным виселицам, на которых болтались соломенные чучела, изображавшие немецких солдат.
– Немецкий солдат – это безжалостная машина для убийств, – сказал командир. – Смертельное оружие в руках кайзера. Разница между его вспоротым брюхом и вашим перерезанным горлом – доля секунды.
Джеймс коснулся своей шеи.
– Выживание на фронте, – крикнул командир, – зависит от вашей готовности убивать! В позицию!
Штыки наготове.
– Строевая стойка!