Видя такое его поведение, собравшийся поглазеть на казнь народ также решил проявить благоразумие, не обращая на меня внимания более необходимого.
Данное решение весьма меня порадовало. Лишних проблем мне совершенно не хотелось. Да и что я мог сделать? В конце концов, хоть я и не одобряю позицию церкви по отношению к киноидам (как называли их расу ученые мужи Лаорийского университета), но эта семейка знала, чем рискует, выбираясь из своих лесов к человеческому городу. Чем они, интересно, думали, решив промышлять так близко к Лаоре?
Хотя, если честно, никогда не понимал причин такой ненависти. В конце концов, ведь ни один пес-оборотень никогда не нападал на человека первым.
Кошки — те да, бывало. Однако, как ни странно, несмотря на это, отношение к ним всегда было куда мягче. Наложница из фелидов — обычное явление для любого достаточно знатного и богатого человека, который может позволить себе такую роскошь. А вот псов недолюбливали.
А учитывая искреннюю ненависть, которую по неизвестным причинам питали к Измененным жрецы Всеблагого, семейству, зачем-то выбравшемуся из резервации или какого-то тайного лесного поселения в людские земли в самом ближайшем будущем грозила мучительная смерть.
Мне, признаться, это совсем не нравилось. Религиозной истерии по поводу «нечистоты» Измененных я не разделял. По-моему, сжигать разумных созданий просто за то, что они пытались подобрать остатки еды на убранных полях… нехорошо это. Неправильно.
Впрочем, помочь им я все равно не могу. Одно дело, что святитель «не замечает» колдуна под собственным носом. Это понятно. Суеверие наше все! И совсем другое, если этот колдун попробует отобрать его добычу. Тут уж ему волей-неволей придется вступить в драку. И шансы у меня в этом случае даже не призрачные. Их, этих шансов, нет вовсе!
А все же жаль… Очень жаль… Жило у нас в замке семейство. И помню я их только с самой лучшей стороны. Имел бы возможность — помог обязательно. К киноидам я, признаться, отношусь куда лучше, чем к людям. Хотя бы только потому, что собаки в принципе, по самой своей природе, не способны на предательство и подлость.
Отвернувшись от продолжающего свои разглагольствования жреца, я продолжил спор с торговцем. В конце концов, я так старался, вырезая костяного ворона и изготавливая этот клятый посох, что просто обязан получить за свои усилия достойную скидку!
Надо признать, что, увлекшись торговлей, я позорнейшим образом проморгал начало всей катавасии. Я только-только убедил обильно потеющего продавца в том, что пятьдесят медных ассов и благословение от такого могущественного, но немного голодного колдуна, как я, вполне достойная плата за одну из его тощих куриц, как в той стороне, где располагался эшафот, послышались какой-то шум и крики.
Впрочем, занятый своим делом, я не реагировал. Еще бы! Несчастный торговец как раз намекнул, что его вполне устроит плата в сорок пять ассов за курицу при отсутствии с моей стороны не только проклятий, но и благословений, а я старательно не замечал его намеков.
«Не замечать» их я намеревался до тех пор, пока он не скинет цену как минимум до тридцати медяков, и это требовало от меня всего возможного внимания и тщательного обдумывания любого своего слова и жеста. Уж больно ушлый оказался торгаш. Даже помахивание «волшебным» посохом возле его носа сбило цену всего на пять ассов. А это уже тянуло на настоящий подвиг…
Шум нарастал. Крики, вначале одобрительные, спустя немного времени превратились в испуганные, а потом озлобленные. Когда за твоей спиной шумит разгневанная чем-то толпа, игнорировать подобное глупо и очень опасно. Особенно в моем положении. Прервав очередной спич торговца, я обернулся.
М-да. Ситуация была странной. С одной стороны, толпа была разгневана не на меня. Более того, о моем присутствии, казалось, все забыли. И это было хорошо. Но вот причина, вызвавшая ярость народа…
Похоже, что им удалось поймать целое семейство киноидов. Пара взрослых, видимо, отец и мать, и совсем юного детеныша — судя по росту, не более двух-трех лет от роду.
Увидев эшафот со столбом и кучей дров перед ним, они, похоже, только сейчас осознали, какую участь приготовили для них добрые селяне, и участь эта их отнюдь не порадовала. Так или иначе, но каким-то образом взрослым удалось разорвать или скинуть удерживающие их оковы, после чего они, забросив щенка на крышу ближайшей лавки, сами бросились в безнадежную атаку. Собственно, вполне разумное решение — куда лучше сгинуть в ярости боя, тем более дав хоть и ничтожный, но шанс на спасение своему ребенку, чем мучительно сгореть в пламени костра.
По крайней мере, именно об этом свидетельствовали два клубка, катающихся по площади, откуда изредка вылетали окровавленные тела крестьян и стражников. Несмотря на свой более низкий, чем у среднего человека, рост, оборотни были весьма сильны, а их когти и зубы могли служить грозным оружием. Да и вопли святителя на тему «Живьем брать отверженных!» намекали на истинность моих предположений.
Проблема была в ином. Ребенок Измененных. Отлично понимая, что самостоятельно ему, находясь в центре человеческого поселения, от враждебной толпы не уйти, он тем не менее не растерялся. Собственно, это было нормально. Измененные растут и взрослеют куда быстрее, чем люди, так что по уровню развития щенок примерно соответствовал шести-семилетнему человеческому ребенку, да и опыта у него было совсем немало. И может быть, интуитивно, а может быть, руководствуясь неведомыми мне резонами, он выбрал единственную стратегию, дающую шанс на выживание.
Теплый комок мускулов, шерсти и страха приземлился на мою грудь, заставив пошатнуться под не таким уж и малым весом, крепко обхватил руками, зарылся мокрым носом под мышку и тоненько заскулил.
Я не хотел драться с преследующими его людьми. Разъяренная толпа — страшный противник, и костяная птица да посох с кошачьей черепушкой в навершии в этом случае плохая защита. Но… Я не мог не драться.
За всю более чем полуторатысячелетнюю историю рода Сержак, рода, который был куда старше, чем даже ныне сгинувшая Лаорийская империя, бывало всякое.
Среди моих предков были святые и злодеи, простодушные и хитрецы… Если верить одному из моих недавних сновидений, то среди них был даже сам Первый император или по крайней мере его фаворитка… Мой род был прославлен как деяниями невероятного благородства, так и непредставимыми злодействами. Среди того, что творили мои предки, не было лишь одного. За все полторы тысячи с изрядным «хвостиком» лет существования нашего рода никто из Сержаков никогда не предавал своих. Тех, кто доверился роду или его представителю полностью и безоглядно, отдав всего себя под его защиту. И я не желал становиться тем, кто нарушит эту традицию.
Щенок стал моим. За те несколько мгновений, что его длинный мокрый нос обмусоливал мою подмышку, а в уши лез печальный скулеж, он как-то сразу и бесповоротно стал моим. И это все решало. За своих Сержаки дрались всегда. Дрались, не уступая даже многократно превосходящим врагам. В конце концов, даже если мне придется раньше времени отправиться в холодные палаты Темной Леди, я по крайней мере смогу спокойно смотреть в глаза своих дедов, не стыдясь и не отводя взгляда.