Меланхолия сопротивления - читать онлайн книгу. Автор: Ласло Краснахоркаи cтр.№ 67

Разумеется, в тот момент им было еще непонятно, идет ли речь о реальной угрозе или это смешное недоразумение, и прошла, по всей видимости, не одна минута, пока они осознали: никаких ошибок и недоразумений тут нет, объектами этой туманной и так до конца и не прояснившейся угрозы являются они сами, мы преследуем именно их, это несомненно, они и никто другой служат для нашей мрачной и бессловесной когорты мишенями, потому что на нашем пути до того, как мы начали вламываться в дома, где за толстыми стенами тряслись обыватели, еще не попался никто, кроме отбившихся от стада трех овечек, кто, на свою беду, был пригоден к тому, чтобы утолить и одновременно еще сильней распалить в нас мучительную жажду заслуженной этими существами мести.

Ребенок цеплялся за руку матери, та держала под руку мужа, а мужчина, все чаще и все испуганнее оглядываясь назад, все ускорял темп бегства; но все было тщетно, разрыв между нами не увеличивался, и если порой мы немного сбавляли шаг, то затем лишь, чтобы потом еще больше приблизиться к ним, потому что в нас вызывало особое, яростное возбуждение то, как они метались между вспыхивающей надеждой и тут же тающим шансом спастись.

Когда они повернули в ближайший переулок направо, то и женщине, судорожно вцепившейся в локоть мужа, и время от времени с ужасом и недоумением оглядывающемуся ребенку, чтобы не упасть, приходилось бежать рядом с диктующим все более лихорадочный темп мужчиной, который – понятное дело – сам не решался пуститься бегом, явно опасаясь, что если он сделает это, то заставит бежать и нас, и тогда уж действительно у него не останется никаких надежд на то, чтобы уберечь семью и себя самого от эксцесса с непредсказуемыми последствиями.

Злое, горькое наслаждение при виде маячивших перед нами сиротливых и жалких теней этих существ, едва ли догадывавшихся о том, что их ждет, было сильнее дурманящего очарования от зрелища разгромленного города, сильнее удовлетворения от уничтожения всякой ненужной дряни, потому что с этого времени постоянное сладостное оттягивание, дьявольская неспешность дарили нам терпкое, тайное, первобытное ощущение, которое сообщало всем, даже мельчайшим нашим движениям устрашающее достоинство, несокрушимую гордость варварского полчища, случайной орды, которая, может быть, уже завтра рассыплется, но сегодня нет силы, способной встать у нее на пути, ибо люди эти даже смерть свою не поручат кому-то другому, придет час – и они поймут: вот и все, это финиш, они обожрались землей и небом, бедами и печалью, гордыней и страхом, а также тем подлым и искушающим бременем, которое не дает им отвыкнуть от жажды свободы.

Откуда-то издали послышался глухой рокот, но вскоре затих.

Неподалеку от нас несколько кошек, шмыгнув через дыру в заборе, растаяли в тишине двора.

Стоял жгучий мороз, и колючий воздух драл горло. Ребенок закашлялся.

К этому времени – они уже удалялись от центра города в направлении, явно противоположном тому, где находился их дом – мужчина, кажется, тоже понял, что положение их становится все безнадежнее: иногда он притормаживал у ворот какого-нибудь, вероятно, знакомого дома, но только на долю секунды, ведь легко было вычислить, что ко времени, когда на их стук или звонок им откроют хозяева и они скроются от преследователей, мы догоним их, не говоря о том, что он уже наверняка знал: все эти детские ухищрения ничего не дадут и как бы он ни старался, как бы ни изворачивался, их ждет неминуемая развязка.

Но, как преследуемое животное, которое всегда пробегает всю отмеренную ему дистанцию, мужчина тоже не сдавался: с отчаянной решимостью отца семейства, защищающего своих кровных, он строил все новые планы, его неуверенными движениями руководили все новые надежды, которые, появившись, тут же и угасали, ибо он понимал, что все планы и все надежды обманчивы и обречены на провал.

Они неожиданно свернули направо в узкую улочку, но к этому времени мы уже изучили город настолько (к тому же, как выяснилось, среди нас было и несколько местных), чтобы раскусить, что он задумал на этот раз; впятером или вшестером мы бегом обогнули квартал, и когда они выскочили на проспект, уже перерезали им дорогу к полицейскому отделению, так что им не осталось ничего другого, как, затравленно оглядываясь на упорно преследующий их молчаливый отряд, направиться в сторону железнодорожной станции.

Мужчина взял измученного ребенка на руки, а затем, дойдя до угла, быстрым движением передал его женщине и что-то им крикнул; но жена, на какое-то время скрывшись из поля зрения в переулке, вскоре вновь подбежала к мужчине, наверное, осознав, что не может бежать одна с ребенком и способна вынести что угодно, только не окончательную разлуку с мужем.

Видимость, будто мы специально подталкиваем их в каком-то опасном для них направлении, полностью сбила их с толку, и если на следующем перекрестке они все же не отклонились от якобы заданного им курса – через переулок, назад, в сторону центра, – то лишь потому, что, скорее всего, надеялись, добравшись до станции, найти там спасительное убежище.

Расстояние между нами постепенно сокращалось, они все больше выматывались, в то время как нами овладевал азарт, мы уже могли разглядеть в темноте сгорбленную спину мужчины, длинную бахрому толстого, закинутого за спину шарфа женщины и болтающийся на руке ридикюль, шлепающий ее по бедру, уставившегося на нас через плечо отца ребенка в меховой ушанке, не завязанные уши которой время от времени вскидывались на ледяном ветру; точно так же наверняка и они уже четко видели наши тяжелые длиннополые одеяния, массивные, догоняющие их компанию грязные сапоги, кое у кого – дохлых кошек через плечо да железные прутья в руках.

Когда они вышли на голую станционную площадь, нас отделяло от них расстояние в десять-двенадцать шагов, так что последние метры они проделали уже бегом и, рванув на себя тяжелую дверь, промчались по вымершему фойе мимо занавешенных окошечек кассы, но тут же последние их надежды развеялись – в помещениях станции на дверях и на окнах висели замки, в зале ожидания не было ни души, и если бы, выбежав на перрон, они не заметили слабый свет в каком-то служебном помещении, то наши совместные с этой семейкой похождения неизбежно на этом бы и закончились.

Впрочем, и так они длились недолго: когда мы услышали, как в торце станционного здания с треском распахивается окно, и увидели, что через пути метнулась тень мужчины, который – по всей вероятности, в поисках помощи – бросился в сторону и, нырнув под сцепку стоявшего перед станцией товарняка, уже почти скрылся из виду, трое из нас, бросив остальных колупаться с замком у хлипкой двери служебной каморки, устремились в погоню и за путями, там, где виднелись лишь несколько далеко отстоящих одна от другой хозяйственных построек, рассредоточившись, приблизились к нему сразу с трех сторон.

Звук его оступающихся, скользящих по мерзлому грунту шагов и тяжелое, со свистом дыхание точно указывали нам, где он находится, так что когда все мы выбежали на пашню, что раскинулась за дремлющими домами, поймать его уже не составляло труда.

Да к этому времени мужчина и сам понимал, что выхода нет: немного еще пробежав по глубокой и до каменной твердости смерзшейся борозде, он, казалось, уткнулся в невидимую стену, от которой дорога вела лишь назад, и, как бы прижавшись спиной к беспросветному небу, повернулся к нам…