– Вы не могли бы помочь мне с университетом? Может, вы умеете видеть будущее? Да, наверное, это так не работает. Но было бы здорово, если бы вы попросили помощи у других предков и сообщили бы мне, что вы все думаете. Кое-какая ясность мне бы не помешала.
Я развернула клубничный леденец, сунула в рот и перетасовала карты Таро. Разделила колоду пополам и выложила три карты друг за другом. Снова посмотрела на фотографии и собиралась перевернуть первую карту…
– Роза!
Дверь комнаты задрожала от громового крика Мими. Я отдернула руку.
– Что? – крикнула я в ответ.
– No me grites! – закричала она. Я закатила глаза, но шаркающий звук ее шагов приблизился, и я встала; подбежала к двери и совсем слегка приоткрыла ее, лишь для того, чтобы выглянуть наружу. Она встала передо мной.
– Что такое? – Я оперлась на косяк.
– Я думала, ты на работе.
Она завила волосы и была сегодня в небесно-голубом домашнем платье. В руках она держала вешалку с моей поглаженной желтой юбкой. От Мими пахло ее любимой пудрой и травяным кремом собственного изготовления, которым она мазала больные суставы.
– До нее еще час. А утром я занималась свадьбой.
Мими попыталась заглянуть мне за спину, но мы обе были одинакового невысокого роста, так что я с легкостью заслонила ей обзор. Она подала мне юбку, я схватила ее и прижала к груди.
Мы молча смотрели друг на друга несколько секунд, стоя по разные стороны двери.
– Что сегодня будешь делать? – торопливо спросила я. Кажется, юбку после моей хватки придется гладить заново.
– Я буду в саду, – сказала она, а затем показала мне за спину: – Убери.
Я оглянулась через плечо. Торопясь добежать до двери раньше Мими, я рассыпала карты и опрокинула бутылку Florida Water, и запах распространился по всей комнате.
– О нет! – Я виновато посмотрела на Мими, но ее уже не было. Я взглянула на фотографии. – Мне очень жаль.
Через пятнадцать минут я стояла на пороге оранжереи в своей желтой юбке.
– Мими! – уже в третий раз позвала я. Сегодня здесь особенно сильно пахло мокрой землей и цветами.
– Aquí! – отозвалась она откуда-то со стороны горшков с полынью и тысячелистником. Я подошла к горшку полыни. Ее пряный запах, похожий на шалфей, бил в нос, но Мими нигде не было видно.
– Я тут! – прокричала она, находясь при этом где угодно, только не тут. Я повернулась на пятках и пошла на голос. Когда я была маленькой, то научилась находить ее по звуку браслетов. Но на другой стороне оранжереи я обнаружила только лаймы, сыть и бананы, но никаких следов abuela.
– Мими, ну серьезно! – крикнула я, и она вдруг вынырнула из кустов по левую руку от меня. – О господи!
Она ухмыльнулась и обрызгала меня из пульверизатора водой, которой обрабатывала перец.
– Qué pasó?
– Ничего не случилось.
Ну, на самом деле много чего случилось в последнее время, но я не знала, как ей об этом рассказать, и это страшно меня мучило. Мне хотелось поговорить с ней об университете, но после их с мамой ссоры было слишком страшно снова заходить в эту воду. Еще мне хотелось рассказать ей про свидание, но сначала надо было вообще сообщить об Алексе.
– Просто хотела поболтать с тобой перед работой. Что у тебя в шатре, Мими? В бодеге все думают, что я знаю.
– Ну так скажи им, что ты не знаешь. Тем более, так и есть.
– Почему ты не хочешь мне говорить?
– Лучше ты сама увидишь. – Она подобралась и поставила бутылку с водой. – Я хочу все тебе рассказать, mi niña, и я расскажу. Вот увидишь.
– Что увижу? – отчаянно спросила я.
– Все. – Она обняла ладонями, пахнувшими мятой, мое лицо и поцеловала в лоб. – Я бы так хотела показать тебе свой дом – наш дом. И я попробую.
– Я могу поехать на Кубу прямо сейчас, – прошептала я и взяла ее за руки. Такого я ей раньше не говорила.
Ее глаза погрустнели.
– А я нет. – Она отбросила назад мои волосы и посмотрела так, как будто мне снова семь лет и я со слезами умоляю маму не уезжать из Порт-Корала. Чего ей стоило встать между мной и моей матерью? Мими и есть мой дом, моя бухта. Мой остров. Я хочу, чтобы она поняла, как сильно я ее люблю. Может быть, если у меня получится вернуть нас к нашим истокам, мы сможем вырастить что-то новое поверх того, что уже успели натворить.
Она еще раз поцеловала меня и растворилась в своих растениях. Ветряные колокольчики вызванивали негромкую мелодию. Если бы у меня только были слова – на любом из двух языков, – которые могли бы сделать все это проще!
Я попыталась вспомнить, как мама говорила мне, что я найду свою волшебную раковину. «Она унесет тебя, куда ты захочешь», – шептала она в лунном свете, наклонившись к моему лбу, и скрепляла обещание поцелуем, а потом я засыпала. И я до сих пор, как ни странно, в это верила. Как и в то, что однажды смогу попасть на Кубу.
Верила в свою семью.
Глава 22
Моя смена в bodega заканчивалась в шесть, именно в это время меня заберет Алекс. Я повесила платье в шкафчик, надела фартук и посмотрела на расписание.
– Ты сегодня за кассой в кулинарии, – сказала Ана у меня из-за спины, надула пузырь жвачки и ухмыльнулась. – Волнуешься?
– Да ладно, с твоим отцом нормально работается.
– Да я про свидание, дурочка!
Я шикнула на нее, но тут к нам с веником и совком подскочил Бенни:
– Можешь не пытаться, она уже всем рассказала.
Ана посмотрела на меня большими невинными глазами:
– Честное слово, не знаю, как так вышло.
Бенни хотел подмести мои ноги, но я предостерегающе взглянула на него. Есть примета, что, если по твоим ногам пройтись веником, выйдешь замуж за старика. Я вошла внутрь, из-за угла показался Джуниор с тележкой бананов и авокадо.
– Привет, Роза. Волнуешься перед свиданием?
Я даже не посмотрела на него.
– Я скоро вас всех убью.
Я встала за стойку и возблагодарила Бога за то, что мистер Пенья всегда молчит.
Но всю мою смену остальные только и делали, что постоянно на меня глазели. Они торчали возле стойки и заглядывали в окна, чем страшно раздражали мистера Пенья и заставляли меня волноваться еще сильнее.
– Ну что в этом вообще такого?! – воскликнула я, когда моя смена закончилась и мы с Аной стояли в дальней комнате, прислонившись к стене.
– Ну, Роза, – начала она.
– Ладно, ладно, – сказала я, распластываясь по кирпичной стене. – Он мне так нравится, но все это неправильно, и у меня такое чувство, что я искушаю какие-то силы.