– О, пожалуйста… не так сильно! Вот так-то лучше…
Она в испуге откинулась назад. А вдруг он и вправду ощутил угрозу? Вдруг решил убить ее? Но остаться здесь все равно хуже смерти, подумала она.
– Я знаю, – собравшись с духом, осторожно начала она, – потому что человек, которому принадлежали фургоны, – мой родственник. Он ведь был южанином, так?
В его взгляде она увидела ответ, прежде чем Коллинз придумал, как соврать ей.
– Конечно! – Эштон хлопнула в ладоши. – Они оба были с Юга. А ты их провожал от Вирджиния-Сити.
Она спустила с плеч кружевные бретели, чтобы показать ему свою грудь; темные соски затвердели и напряглись. Боже, да при одной только мысли о золоте она уже вся трепетала от возбуждения!
– Ты ведь знаешь, где фургоны, да, Коллинз? – (Он лишь ухмыльнулся.) – Знаешь. А я знаю, что в них было. Более того, знаю, откуда оно взялось и как добыть в сотни, нет, в тысячи раз больше! – Она увидела, как загорелись его глаза, и пошла в наступление. – Я говорю о руднике в Вирджиния-Сити. Теперь он принадлежит мне, потому что его бывший владелец, погибший мистер Пауэлл, – мой родственник.
– И ты можешь доказать, что рудник твой?
– Легко, – не моргнув глазом кивнула Эштон. – Ты поделишься со мной тем, что спрятано в фургонах, поможешь мне добраться до Невады, а я разделю с тобой целое состояние.
– Ну да, состояние… А еще где-то здесь есть семь золотых городов, которые только и ждут, когда их отыщут. Не важно, что никто их так и не нашел, с тех пор как испанцы уже сотни лет назад начали поиски.
– Коллинз, не надо смеяться. Я говорю правду. Нам нужно объединиться. И тогда мы станем такими богатыми, что у тебя голова пойдет кругом. Сможем весь мир объехать вместе. Разве это не волнительно, милый? – Ее влажный язык уже демонстрировал волнение.
Какое-то время прошло в молчании. К Эштон вернулся страх.
– Черт побери! – вдруг рассмеялся Коллинз. – Какая же ты ушлая баба! Ушлая и жаркая.
– Скажи, что мы партнеры, и я тебе покажу, что такое жар. Сделаю такое, чего никому никогда не делала, ни за какие деньги, – шепнула она ему в самое ухо.
– Ладно, – снова засмеялся Коллинз. – Мы партнеры.
– Тогда вперед! – воскликнула она, сбрасывая платье и панталоны и прыгая на кровать.
Эштон сдержала обещание, но минут через десять возраст и спиртное одолели Коллинза, и он захрапел.
Она легла рядом с ним и накрылась простыней. Сердце бешено колотилось. Боже, неужели ее терпение вознаграждено?! Больше никаких борделей. Она наконец нашла обладателя золота.
Воображение уже рисовало ей новое платье от Уорта, роскошный номер в самом дорогом нью-йоркском отеле, перекосившееся лицо Мадлен в момент, когда она хлестала ее по лицу веером.
Прекрасные видения. Скоро они станут реальностью.
С этими сладкими мыслями Эштон заснула.
Она проснулась, бормоча имя Коллинза. Но ответа не услышала.
Сквозь щели в ставнях пробивался дневной свет. Эштон ощупала постель рядом с собой.
Пустая и холодная.
– Коллинз?
На старом бюро лежала короткая записка, нацарапанная карандашом.
Моя милая маленькая мисс Желтые Башмачки!
Продолжай сочинять истории о «рудниках» в Вирджиния-Сити. Может, кто-нибудь и клюнет. А я и так уже знаю, что было в тех фургонах, потому что нашел их, и вовсе не собираюсь делиться. Но спасибо за особые удовольствия.
Прощай, Б. К.
Эштон завизжала и не переставала визжать, пока не разбудила всех: Розу, третью девушку, сеньору, которая ворвалась в комнату и наорала на нее. Эштон плюнула ей в лицо. Сеньора дала ей пощечину. Но Эштон продолжала визжать и рыдать.
Два дня спустя она нашла пуговицу, отлетевшую от штанов Банко Коллинза. А потом, рассмотрев ее и еще немного поплакав, спрятала в свою шкатулку.
На Санта-Фе опустилась адская жара. Люди старались двигаться как можно меньше. Каждый вечер Эштон сидела на жестком стуле в кантине, не зная, что ей теперь делать и как убежать из этого постылого места.
Она не улыбалась. Никто из посетителей ее не хотел. Сеньора Васкес-Рейли начала жаловаться и грозить, что выгонит ее. Но ей было наплевать.
ТЕТРАДЬ МАДЛЕН
Июль 1865-го. Вчера ездила в город. Шерманы, жалея меня, настояли, чтобы лошадьми правил Энди. Странно было ехать вот так, словно белая хозяйка со своим рабом. В какие-то моменты казалось, что ничего в нашей жизни не изменилось.
Однако в Чарльстоне представить такое уже невозможно. Из окон компании Купера на Конкорд-стрит видны огромные пустующие склады, где теперь гнездятся грифы-индейки. Не застав Купера, я оставила ему записку с просьбой повидаться позже.
После страшного пожара шестьдесят первого года мало что отстроили. Выгоревшая часть города выглядит так, словно там тоже побывал генерал Шерман. Среди печных труб и заросших травой фундаментов бродят крысы и дикие собаки. Многие дома рядом с набережной Бэттери сильно разрушены снарядами. А вот дом мистера Леверетта Докинза на Ист-Бей уцелел…
Если и существовал человек толще, чем старый юнионист Докинз, Мадлен такого не встречала. Ему было за пятьдесят; безупречные, специально для него сшитые костюмы облегали его крупные, как арбузы, ягодицы и живот, настолько огромный, словно он собирался родить тройню. На стене гостиной за его спиной висел неизменный ряд портретов предков. Когда Мадлен вошла, Докинз уже сидел в гигантском, изготовленном на заказ кресле, глядя на бухту у развалин форта Самтер. Он терпеть не мог, когда кто-то видел, как он ходит или садится.
Мадлен спросила о закладных на Монт-Роял, составленных в разных банках Антанты, на общую сумму в шестьсот тысяч долларов. Докинз ответил, что скоро откроет собственный «Пальметто банк» и попросит правление выкупить и объединить все закладные.
– Монт-Роял – прекрасный залог, и я с радостью стану держателем этих бумаг.
Мадлен рассказала об идее создания лесопильни, но Докинз не проявил особого воодушевления.
– Мы не можем ссужать большие суммы под подобные прожекты, – сказал он. – Разве что правление найдет тысячу-другую на постройку сарая, закупку нескольких пилорам и годовое жалованье для бригады ниггеров. Если вы, конечно, найдете этих ниггеров.
– Но я думала об установке парового двигателя…
– Об этом не может быть и речи, если вы собираетесь приобрести его в долг. Слишком многие сейчас озабочены восстановлением и просят о помощи. Это израненная земля, Мадлен. Вы только посмотрите вокруг.
– Да, я посмотрела. Что ж, Леверетт, вы очень добры, что помогаете с закладными.
– Вот только не считайте это благотворительностью. Плантация одна из лучших в округе и ценится очень высоко. Ее владелец, брат вашего мужа, уважаемый в обществе человек. А вы прекрасно справляетесь с управлением плантацией как весьма ответственная гражданка.