Именно после первого выступления с Кином он навсегда отказался от фамилии Поттс, полученной при рождении. Устав от вечных плоских шуточек актерской братии, когда его называли то Цветочным Горшком, то Ночной Вазой
[3], он взял фамилию Паркер как наиболее безобидную и подходящую для запоминания. Уилла знала настоящую фамилию отца и всегда смеялась над ней, но себя с самых юных лет считала только Паркер, и никак иначе.
Паркер успел научить дочь секретам актерского мастерства и разным стилям игры, а также объяснил, что настоящий актер непременно должен обладать силой, быть идеалистом, знать назубок все театральные приметы и взращивать в себе защитный оптимизм, чтобы выжить в этой профессии. И теперь, входя в театр, Уилла призвала на помощь весь запас своего оптимизма и убедила себя, что ее опоздание не вызовет гнева мистера Вуда.
В маленьком темном коридоре она почти столкнулась с пожилым сторожем, который втискивался в клеенчатый плащ.
– Он у себя в кабинете, мисс Паркер. Зовет вас каждые пять минут.
– Спасибо, Джо…
Тут уж не до оптимизма.
Сторож позвякивал ключами, готовясь что-то запереть. Он уходил рано. Наверное, Вуд отпустил его.
Уилла побежала через пространство за сценой, лавируя между связками некрашеных веток, которые в грядущей постановке должны были изображать Бирнамский лес, идущий войной на Дунсинанский замок. В воздухе висел запах свежей древесины, старого грима и пыли. Впереди сквозь полуоткрытую дверь сочился свет. Уилла услышала зычный голос Вуда:
– «Пора! Сигнал мне колоколом подан. Дункан, не слушай: по тебе звонят и в рай препровождают или в ад»
[4]. – Он повторил: «или в ад» еще раз, уже с другой интонацией.
Уилла замерла перед кабинетом, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Ее наниматель репетировал слова одного из главных персонажей и делал это не на сцене. Большинство актеров искренне верили, что эта шекспировская пьеса приносит несчастье, хотя находились и такие, кто считал разбитые головы, сломанные руки или ноги, а также неудачные падения всего лишь следствием большого количества драк по ходу пьесы, а не злым роком. И все же легенда о тяготеющем над пьесой проклятии существовала. Как и многие другие актеры и актрисы, Уилла посмеивалась над этим суеверием, но относилась к нему с уважением. Она никогда не произносила слово «Макбет» за кулисами и всегда называла сочинение Шекспира просто шотландской пьесой, потому что даже только произнести название пьесы означало навлечь на себя невезение.
Уилла огляделась, всматриваясь в темноту. Где же остальные актеры труппы, которые тоже должны быть на репетиции, как она предполагала? В наступившей тишине послышался только тихий писк, – наверное, мяукнула кошка, жившая в театре. Уилле захотелось убежать.
– Кто там?
Тень Клавдия Вуда появилась у двери раньше его самого. В следующую секунду узкая полоса газового света резко расширилась, выхватив Уиллу с петицией в руке.
Галстук Вуда был развязан, жилет расстегнут, рукава рубашки закатаны. Он хмуро уставился на девушку:
– Назначено когда было? Ты опоздала на сорок минут.
– Простите меня, мистер Вуд. Я упала по дороге.
– А это что? – Он увидел листы с подписями. – Твой очередной крестовый поход? – Он испугал девушку, вырвав у нее листы. – О Боже! Бедные индейцы! Только уж будь добра – не при мне. Входи, надо работать.
Едва уловимая тревога словно подсказывала Уилле, что нужно бежать из пустого, безмолвного театра и от этого крепкого мужчины, былая красота которого уже уступала место красным сеточкам сосудов на щеках и крупном носу. Но ей отчаянно хотелось сыграть трудную роль, которую он ей предложил. На самом деле для этой роли требовалась актриса постарше и поопытнее, но если она справится, то ее карьера сразу пойдет вверх.
И все же…
– А разве больше никто не придет?
– Не сегодня. Я решил, что наши с тобой диалоги следует проработать более тщательно.
– Тогда давайте пойдем на сцену. Ведь это все-таки шотландская пьеса.
Его низкий смех заставил Уиллу почувствовать себя маленькой и глупой.
– Уверен, на самом деле ты не веришь во всю эту чушь! Ты ведь такая умная, знакома со множеством передовых идей. – Он щелкнул по листам ногтем, потом протянул их девушке. – Пьеса называется «Макбет», и я буду повторять свою роль везде, где захочу. Так что входи, и начнем.
Он повернулся и ушел в кабинет. Уилла последовала за ним, отчасти понимая, что он прав и тревожиться из-за суеверий как-то очень по-детски, но Питер Паркер наверняка беспокоился бы не меньше, чем она.
Где-то наверху загрохотал гром – гроза усиливалась. Испуганный актерский ребенок, живший в душе Уиллы, уже не сомневался, что на Чемберс-стрит собираются зловещие силы. Когда она шла за своим нанимателем, у нее похолодели руки.
– Сними шаль и шляпку. – Вуд передвинул стулья, освобождая место на потертом ковре.
Его кабинет напоминал лавку старьевщика, набитую антикварной мебелью и искусственными растениями в горшках всех размеров и форм. На стенах висели афиши постановок театра «Новый Никербокер». Голдсмит, Мольер, Бусико, Софокл. Огромный письменный стол был завален счетами, текстами пьес, контрактами и разным театральным хламом. Вуд отодвинул в сторону эмалевый бутафорский кинжал Макбета – металлический, но с закругленным концом – и налил в стакан виски из графина на два дюйма. Зеленые колпаки на газовых лампах как будто делали комнату темнее, вместо того чтобы освещать ее.
Нервничая, Уилла положила подписанные листы на плюшевое кресло. Сверху пристроила перчатки, на них – шаль и шляпку. Все это она сложила аккуратной стопкой, чтобы в случае чего можно было быстро схватить. Еще в двенадцать лет в ней стала проявляться женская привлекательность, и вскоре уже многие мужчины, служившие в театре, начали заглядываться на ее красоту. Уилла научилась держать их на расстоянии с помощью незлобных шуток, хотя порой требовалась и физическая сила. Спасаться бегством приходилось довольно часто, и она стала в этом большим специалистом.
Вуд подошел к двери и закрыл ее:
– Итак, моя дорогая. Первый акт, сцена седьмая.
– Но мы ее репетировали вчера.
– Я недоволен. – Он повернулся к девушке. – Замок Макбета. – Он с усмешкой протянул руку и медленно провел ладонью по ее шелковому рукаву. – Начинаем со слов леди Макбет, где она говорит: «Кормила я».
Последние слова он произнес с явным наслаждением. Свет упал на его влажную нижнюю губу. Уилла старалась подавить страх и грустное отчаяние. Теперь было совершенно очевидно, слишком очевидно, что Вуд все это время желал ее, что только поэтому предложил ей роль, для которой больше подходили актрисы постарше. Именно на это туманно намекала миссис Дрю, вместо того чтобы сказать напрямую. Такое внимание ничуть не льстило девушке, а только расстраивало ее. Если такой была цена за дебют в Нью-Йорке, то и черт с ним – она не станет платить.