* * *
– Ну, по крайней мере, я выяснил, что могу уйти оттуда, когда пожелаю, – завершил я свой рассказ. – В любой момент. Через Хумгат, как из другого мира. Получается, наваждение – тоже другой мир?
– Об этом уже много тысячелетий ведутся горячие споры, – оживился сэр Шурф. – Представители разных научных школ не могут договориться, где проходит граница между реальностью и наваждением. Какой степенью достоверности должно обладать наваждение, чтобы его можно было классифицировать, как самостоятельный обитаемый мир? Или поставим вопрос иначе: какой степенью неопределённости должна обладать реальность, чтобы мы получили право называть её «наваждением»? Разные философские школы предлагают разные определения; иногда в их дискуссии вмешиваются практики и вносят ещё больше путаницы, потому что индивидуальный опыт не поддаётся обобщению. Словом, не существует корректного ответа на твой вопрос.
Я регулярно использую своего друга в корыстных целях – как дополнительную голову, когда моя собственная отказывается обрабатывать свалившуюся на неё информацию. Обычно он отлично справляется. Но иногда эта дополнительная голова оказывается чересчур умной для моих скромных насущных потребностей и только ещё больше усложняет задачу, которую я хотел упростить. Вот и сейчас вместо того, чтобы нетерпеливо кивнуть и потребовать: «Рассказывай дальше», – Шурф внезапно пустился в теоретические рассуждения. Для полноценного участия в таком диалоге мне не помешала бы ещё одна голова. Третья. С хорошим академическим образованием. Да где ж её среди ночи взять.
– Это был риторический вопрос, – вздохнул я. – Главное, что мне удалось оттуда уйти обычным проверенным способом.
– И хвала магистрам, что так. Это отличная новость. Я рад, что ты обретаешь всё больше контроля над ситуацией, которая ещё недавно целиком управляла тобой.
– Ну это как посмотреть. Что получилось уйти, и правда, отлично. Но что перед этим я прибежал на пустырь и прыгнул в поезд, сам не понимая, что делаю, только потому, что леди срочно приспичило повидаться, мне очень не нравится.
– Мне тоже, – согласился Шурф. – Но это, к сожалению, вполне неизбежно. Я сам никогда не создавал даже самых простых наваждений, поэтому соответствующего опыта у меня нет. Но я довольно много об этом читал, особенно в последнее время, в надежде отыскать информацию, которая будет тебе полезна. И как я понял, между создателем и его созданием всегда устанавливается особого рода связь. Проявляется она по-разному, но существует вполне объективно, игнорировать этот факт нельзя. Так что совершенно естественно, что на тебя влияют желания мёртвой леди. Однако тебе следует понимать, что она – не посторонняя ведьма, по злому умыслу подчинившая твою волю, а, в каком-то смысле, просто твоё продолжение. Ты же не возмущаешься, когда на твоё поведение влияет боль в твоей собственной руке, или ноге…
– Ещё как возмущаюсь! А то сам не помнишь, как я себя веду, если что-то болит.
– Да, правда, – Шурф едва заметно улыбнулся. – Я был потрясён, когда впервые услышал, как ты совершенно всерьёз ругаешься со своей ушибленной ногой, как с посторонним, недружелюбно настроенным, но вполне поддающимся перевоспитанию существом.
– И заметь, это помогает почти не хуже, чем целительская магия. Очень удобно. Всё-таки в критических ситуациях мне проще ругаться, чем колдовать. Но эта мёртвая леди из поезда не моя нога, вот в чём проблема. Она – отдельный, самостоятельный человек. Может быть, согласно каким-то теориям, она и правда считается моим продолжением. Но на практике, всё-таки нет. Впрочем, ладно. Я придумал, что с этим делать.
– С чем именно делать, и что?
– С её и моей волей. Я решил составить расписание визитов в зачарованный поезд и, вне зависимости от сиюминутных желаний, настроения и других обстоятельств, его придерживаться. Честно говоря, мне пока вообще неохота туда возвращаться. Ну или это леди так сильно не хочет меня видеть, а я опять поддался её влиянию. Но всё равно даже сейчас понимаю, что нельзя больше надолго её бросать.
– Идея составить расписание и неукоснительно ему следовать – первое, что пришло в голову мне самому, – согласился мой друг. – Очень удачно, что не надо тебя убеждать. Обычно ты подобным идеям яростно сопротивляешься. А тут, хвала магистрам, додумался сам.
– Рано или поздно это должно было случиться, – вздохнул я. – Очень уж много времени я провожу с тобой! Занудство заразно. Я долго держался, но всякой стойкости есть предел. И вот ужасное превращение меня в человека, живущего по расписанию, началось.
– Надеюсь, ты шутишь? – осторожно поинтересовался сэр Шурф. – Потому что если всё-таки нет, имей в виду, что идея рассматривать черты человеческого характера, располагающие к подражанию, как заразные заболевания – ложная. Глава Королевских знахарей Хоттийской династии леди Лура Шайон в своё время предельно убедительно её опровергла.
– Ясно. Значит, знахари мне не помогут, – ухмыльнулся я.
– Не помогут, – подтвердил он. – Оставь надежду. А идея правда удачная – в первую очередь потому, что придерживаясь заранее составленного расписания визитов, ты будешь уверен, что поступаешь по своей воле. И перестанешь наконец враждовать с этой чудесной женщиной. Ей и так с тобой нелегко.
Я изумлённо уставился на своего друга. Какой вурдалак его укусил? Это меня надо защищать от хищного неуправляемого наваждения! А не наоборот.
– Ты знаешь, что я достаточно стойкий и уравновешенный человек, – сказал Шурф. – Специально обученный обуздывать свои чувства и до известного предела ими управлять. К тому же считаю знакомство с тобой лучшим из всего, что в моей жизни случилось. Но окажись я на месте этой мёртвой женщины-наваждения, то есть в такой же полной зависимости от тебя и твоих настроений, довольно быстро сошёл бы с ума. Честное слово, сэр Макс, ты отличный, но только при условии, что ты – не источник жизни, от которого всё зависит. И не единственный человек во Вселенной, с которым можно встречаться и говорить. Впрочем, дело даже не в твоих личных качествах. Сделайся я для кого-то источником жизни, это стало бы ещё худшей катастрофой. С подобной ролью вообще никто хорошо не справится. Не может один человек заменить другому жизнь, судьбу и весь мир. Мы этого просто не умеем; мы вообще не для этого родились.
– Да, – кивнул я. – Тоже об этом всё время думаю. Жалко её ужасно. Влипла она со мной. Но я-то сам тоже влип.
– Безусловно, – согласился мой друг. – Особенно поначалу. Но сейчас-то ты находишься в сильной позиции. А сильному следует быть милосердным. Ты, кстати, это умеешь лучше, чем большинство из нас. Просто, мне кажется, привык ощущать себя жертвой, пока наваждению доставалась вся твоя сила. И потом, когда твоё благополучие держалось только на честном слове мёртвой леди и целиком зависело от неё, жил, постоянно ожидая подвоха. Ситуацию ты уже, хвала магистрам, изменил, а свою позицию так и не пересмотрел. Играешь с этой женщиной, как с равным, или даже более сильным противником. А у леди ни опыта, ни умения и ни единого козыря в рукаве. Разве что обаяние наваждения. Наслаждение, которое, как я знаю с твоих слов, ты испытываешь, когда там находишься. Кому-то другому, возможно, этого было бы достаточно, чтобы оказаться целиком в её власти. Но человека, которому примерно через полчаса становится скучно в лучшем из куманских притонов, наслаждениями не проймёшь.