Шурф, конечно, сразу цапнул табличку и принялся читать. А я наконец закурил, в кои-то веки не опасаясь вопросов, что это такое странное у меня дымится. Если уж присутствующие не расспрашивают друг друга, почему столько глаз на одном небольшом лице вырастил, какого чёрта такой прозрачный, чья бесхозная тень под столом валяется, и зачем вон той милой барышне лишняя голова.
– Это что вообще? – вдруг спросил Шурф. – Это ты написал? Такое вообще возможно? Дырку над тобой в небе, сэр Макс, мне-то что теперь с тобой делать? Снова на «вы» переходить?
– Ты о чём? – удивился я. – Зачем со мной что-то делать? Что там такое написано, чтобы сразу на «вы»? Я в последнее время совершенно точно ничего не писал. Может, какая-то старая запись ещё с лета осталась?…
– Нет, не старая запись. Смотри.
Он протянул мне табличку, исписанную очень мелким, но чётким почерком. И я прочитал:
Я ничего не знаю про Агату кроме того, что сперва Агата жила, а потом умерла.
В городе Хэль-Утомане, столице Блаженной Империи Ар-Йетомайри, включающей тридцать семь островов, расположенных в Зелёной части океана Кэймоши, и четырнадцать островов Великого Львиного моря, есть Хэль-Утоманский Водяной мост. Это единственный мост в той части обитаемой Вселенной, где хоть в каком-то виде существуют вода и суша, построенный не из чего-то твёрдого над водой, а наоборот, из воды над сушей, чтобы тамошние русалки – а в Блаженной Империи Ар-Йетомайри они полноправные граждане, ничем не хуже сухопутных жителей – могли без затруднений попадать из своей Золотой реки в медовое Юттортанское озеро и возвращаться обратно, пресытившись его сладкими водами.
В городе Хэль-Утомане ничего не знают про Агату. Когда Агата умерла, Хэль-Утоманский Водяной мост не рухнул, даже не пошатнулся, только мелкое облако брызг поднялось над ним и стояло недвижно три дня и три ночи, как сверкающий серебристый туман.
В тихих полях Чайноххи на краю пустыни Шуверра, где никто не живёт, куда специально приходят плакать, потому что плакать в других местах, даже если никто не видит, стыдно, а в пустыне Шуверра можно, для того она и была создана посреди ликующей вечно цветущей земли Овёр; так вот, в тихих полях Чайноххи весной, когда над горизонтом поднимается белое солнце Ниёр, цветут багровые и алые шовги, они похожи на очень крупные маки, стебли у них высокие, в половину человеческого роста, тонкие, но очень жёсткие, поэтому не гнутся ни от сильного ветра, ни под тяжестью распустившихся цветов. Летом, когда вслед за белым солнцем Ниёр над горизонтом поднимается жёлтое солнце Ушайми, в тихих полях Чайноххи облетают багровые и алые лепестки. Осенью, когда вместо белого солнца Ниёр и жёлтого солнца Ушайми над горизонтом встаёт тёмно-красное солнце Вусси, на тонких стеблях шовги созревают плоды, и наступает день, когда тихие поля Чайноххи охватывает пламя, потому что зрелый плод растения шовги – огонь. Зимой, когда над горизонтом не поднимается ни одно из трёх солнц, над тихими полями Чайноххи летает пепел, больше там не происходит ничего.
В тихих полях Чайноххи на краю пустыни Шуверра ничего не знают про Агату. Когда Агата умерла, была зима, и некоторые старики, приходившие в пустыню Шуверра оплакать безвозвратно минувшие дни, говорили потом, что пепел над тихими полями Чайноххи светился, так что издалека могло показаться, будто над пустыней Шуверра поднялось холодное безымянное солнце и сразу рассыпалось на миллиард крошечных сверкающих солнц. Но к весне светящийся пепел бесследно рассеялся, остался только в памяти тех стариков.
В Уэрр-Круашате есть Тёмный полярный материк Чобамбайя, где солнце показывается только семь дней в году, а всё остальное время светит луна, поэтому рождённым в Чобамбайе людям поневоле приходится становиться колдунами, другим там просто не выжить; тех, у кого совсем нет способностей к колдовству, в древности убивали младенцами, чтобы зря не кормить, а теперь их сразу увозят на Светлый экваториальный материк Алояра и сдают в приют. Так вот, в центре материка Чобамбайя высятся белые горы, формой похожие на черепа гигантских драконов; собственно, они и есть черепа. Эти горы появились после того, как колдуны Чобамбайи сумели победить четверых невообразимо огромных драконов, которые явились из ледяного космоса и хотели сожрать их планету. И даже успели отгрызть изрядный кусок, пока чобамбайские колдуны копались, подбирая гибельные заклятия. Планета до сих пор кривая, неровная, и от третьего Сумрачного материка осталась только жалкая гряда необитаемых островов. А в Драконьих горах земля родит драгоценности, как картошку. И кто угодно, даже самый бесталанный пришелец из Алояры может стать великим волшебником, если залезет в пещеру-глазницу и проведёт там безвылазно один лунный год. Главное, взять с собой побольше припасов и запастись мужеством, чтобы не сбежать до конца срока от кошмарных видений, а то потеряешь и память, и смертность, будешь вечно скитаться безумным старцем, пока само время не превратит тебя в прах, такой же беспамятный и безумный, не способный ни на что, кроме тоски по былому себе.
В Уэрр-Круашате на Тёмном полярном материке Чобамбайя ничего не знают про Агату. Когда Агата умерла, в пещерах-глазницах одной из Драконьих гор из земли стали бить родники, и всю долгую зиму из пещер сочилась вода; старые колдуны говорили: «Плачет мёртвый дракон», – но почему он плачет, не знали. Но через сто лунных дней дракон успокоился, родники иссякли, всё прошло.
В Сизой Долине Лойи на нейтральной земле между королевством Ударра и княжеством Шимма растут деревья, которые зимней порой, сбросив листья, видят такие живые сны, что эти сны, заигравшись, врываются в явь, и тогда по Сизой Долине Лойи бегают добрые синехвостые псы, пляшут крылатые женщины с бородами, в небо с земли взлетает ярко-красный снег, музыканты играют на трубах и барабанах, а скрипками размахивают над головами, чтобы поймать в них живой ветер яви и унести его с собой в древесные сны. Много чего творится в Сизой Долине Лойи зимой, когда деревья спят крепко, но видят это только пограничные стражи королевства Ударра и воины княжества Шимма, они храбрецы, им всё равно, что происходит в Сизой Долине Лойи, лишь бы через неё к их крепостным стенам не крались враги.
В Сизой Долине Лойи ничего не знают про Агату. Когда Агата умерла, в Сизой Долине Лойи была зима, деревья спали, и Агата приснилась всем деревьям разом. В тот день по Сизой Долине Лойи беспечно гуляли восемь с лишним сотен Агат, а пограничные стражи королевства Ударра и воины княжества Шимма, забыв обо всём на свете, смотрели в Долину, шептали: «Какие девчонки, разрази меня Хенгель!» «Будь я трижды рождён не под небом, никогда такой красоты не видал!» Пограничные стражи королевства Ударра и воины княжества Шимма ничего не знают про Агату, но теперь не забудут её никогда.
В стране Сомбайи живут только близнецы, по одному, без сестры или брата здесь просто никто никогда не рождается, поэтому человек из Сомбайи не может быть одинок. Близнецы из Сомбайи никогда не бывают похожи лицом, телом, ростом, манерами и походкой, но когда один из них пьёт вино, второй становится пьян, а если один из близнецов ввяжется в драку, второй, где бы он ни находился, почувствует на собственной шкуре каждый удар. Близнецы из Сомбайи в детстве наотрез отказываются разлучаться даже на час, в юности часто спорят и ссорятся, повзрослев, разъезжаются по разным домам, но каждый день высматривают друг друга в толпе на улице, хитроумно подстраивают случайные встречи, часами караулят под дверью, чтобы дождавшись, небрежно сказать: привет, как дела, я тут рядом гулял. А однажды, встретившись, обнимаются и с тех пор снова, как в детстве, всегда держатся вместе, расстаются только если нужно для дела, неохотно и ненадолго – это значит, старость пришла. Близнецы из Сомбайи не умирают, с возрастом они постепенно истаивают, становятся всё тоньше и невесомей, так что в конце концов их подхватывает ветер и уносит, как осенние листья, всегда сразу обоих, никто не знает, куда.