– Теперь твой черед! – и помог встать с разворошенной кровати.
Смущаясь, краснея и путаясь в завязках, Владира начала избавляться от одежды, на всякий случай повернувшись к мужу спиной. Он стоял рядом, перехватывая каждую вещь, но не пытаясь коснуться обнажаемого тела.
Когда на пол скользнула последняя тряпочка, Владира зябко обхватила себя за плечи, потом сжала зубы и повернулась к мужу. Это потребовало от нее куда больше смелости, чем все безумные ночные походы в трущобы, прыжки по крышам и фехтование с закрытыми глазами. Наконец она подняла взгляд и встретилась с теплыми глазами супруга. В его взоре она увидела восхищение, радость и разгорающуюся страсть. Кармель держал себя в руках, боясь спугнуть жену, словно робкую птичку, но его мужской организм явно реагировал на присутствие рядом красивой, желанной, обнаженной женщины.
Стараясь быстрее спрятать свое смущение, Владира шагнула к нему и обняла, закутываясь в тепло его тела, словно в большое теплое одеяло. Под горячей загорелой кожей супруга бугрились мышцы, мужской запах обволакивал Владиру, заставляя волоски на теле вставать дыбом, а внутри словно поселился голодный зверь, требующий пищи.
Кармель не собирался уступать страсти без долгой выматывающей борьбы – притиснул жену к столбику балдахина и начал вдумчиво целовать, гладить, покусывать. В голове Владиры зашумело, ноги подгибались, с губ сами собой срывались стоны, руки, закинутые на широкие плечи супруга, запутались в его волосах, да и вообще стояла она только потому, что опиралась спиной на прочную деревянную колонну. Еще один потрясающий поцелуй – и она падает, падает, падает… Нет, не падает- летит!
Очнулась Владира лежа на чем-то неровном, но уютном. Открыла глаза, приподнялась, опираясь на руки, и встретилась взглядом с мужем. Смутившись, начала осматриваться и покраснела – Кармель, совершенно обнаженный, лежал на полу, а она лежала на супруге сверху, обнимая его ногами.
– Как спалось? – улыбаясь, спросил он, любуясь открывшимся ему видом.
Владира попыталась сбежать, но его крепкие ладони удержали ее за руки, а через полминуты ерзанья попой по мужскому телу что-то горячее прижалось к ней сзади.
– Переберемся на кровать? – Кармель поймал губами аппетитно нависающий над ним холмик и довольно улыбнулся, услышав легкий стон.
В этот день супругов больше никто не видел. Приехавший поздним вечером Вервиль был встречен леди Фионой и Санией, накормлен поздним ужином и отправлен спать в гостевые покои, ибо «разговоры лучше поутру разговаривать».
* * *
Просыпаться не хотелось. Хотелось плавать в сладком мареве полусна, наслаждаясь безмерной уютностью огромной супружеской кровати. Но вот рядом кто-то завозился, вздохнул, зашелестело откинутое покрывало… Прикрыв глаза ресницами, я потихоньку подсматривала, как Базилиус встал и, не обременяя себя одеждой, пошел в купальню. Раздавшийся вскоре плеск воды заставил меня вскочить в поисках утреннего одеяния. Увы, мое платье, белье и одежда Кармеля усеивали пол и кресла, однако там не было ни одной целой вещи. Пришлось залезть в гардеробную и поживиться длинным мужским халатом, который смотрелся на мне как платье со шлейфом.
Тут из купальни вышел бодрый Кармель. Увидев меня, он тут же распустил руки – притянул к себе, потискал, как большую меховую игрушку, поцеловал и отпустил умываться. Когда я вернулась в комнату, муж, уже в рубашке и бриджах, растянулся в кресле:
– Закажем завтрак в постель или покажемся гостям?
Я покраснела, но признала, что надо показаться:
– Надо выйти. Через неделю бал, а у вас еще нет костюмов.
– Для Вервиля это не проблема, – отмахнулся Кармель, – наденет мундир- и все. А у меня возникли сложности.
– Какие?
– Я вчера решил надеть камзол, который оставался здесь, а он… – тут Базилиус продемонстрировал мне свой обычный темно-коричневый костюм с парой прорех на спине.
– Что это? Кто-то специально порвал? – не поняла я.
Кармель усмехнулся, как мальчишка, и ответил:
– Нет, это он на моих плечах лопнул.
Я легко в это поверила – ночью цепляясь за его плечи, чувствовала крепкие гладкие мышцы. Подумав, предложила:
– Сейчас надень жилет, а, пока мы завтракаем, камердинер выпустит швы в одном камзоле, а потом закажем новые.
Муж просиял и позвонил в колокольчик, вызывая слуг. Потом поймал меня и усадил к себе на колени:
– А после завтрака вернешься сюда?
Я решила покапризничать:
– Базилиус! У меня тут даже расчески нет! И платья!
– Хорошо, дорогая, – Кармель виртуозно скопировал устало-терпеливый тон престарелого супруга. – Как скажешь, я буду отпускать тебя в гардеробную, а вот тут можешь поставить свой туалетный столик с щетками заколками и прочими женскими радостями!
– Базилиус, – я не удержалась от смеха, – это же хозяйская спальня! Здесь две гардеробные!
– Отлично! – просиял муж, а я замерла, натолкнувшись на его улыбку.
Все-таки для меня было непривычным видеть Кармеля таким – открытым, спокойным, довольным жизнью. Кажется, мне еще никто так не улыбался, даже Денни.
К счастью, моя заминка осталась незамеченной – в двери постучали, явился камердинер Кармеля. Меня нехотя отпустили с колен и велели, не задерживаясь, явиться на завтрак:
– И распорядитесь перенести свои вещи сюда, дорогая! – с напускной строгостью сказал Базилиус, прижимая меня к себе и нежно-нежно целуя в губы.
* * *
В спальне меня поджидала Фиа. Подружка сидела на подоконнике и печально взирала в окно, прихлебывая из бокала разбавленное вино.
– Фиона, доброе утро! Что случилось? – Я не на шутку испугалась. Чтобы довести вечно жизнерадостную виконтессу до такого состояния, нужно было, пожалуй, уронить на нее шкаф.
– Влади-и-и-ира-а-а! – Подруга глянула на меня совершенно больными глазами, обведенными глубокими тенями. – Я, кажется, влюби-и-иласссь! А он меня не замечает!
– Фиона! – От облегчения мне захотелось ее стукнуть! – Ты что, всю ночь не спала?
– Не спала, – подружка шмыгнула носом и вцепилась в бокал, который я принялась отбирать.
– Ах ты, бессовестная! – возмутилась я. – Ночь не спала, а теперь еще напиваешься! Что я с тобой, такой лохматой и нетрезвой, делать буду? – бокал я все-таки отобрала и унесла подальше. Затем взяла в купальне полотенце, намочила, вернулась в комнату и принялась умывать припухшее от слез и недосыпа лицо Фионы. – В кого влюбилась-то? – поинтересовалась я, между делом вызывая камеристку.
– В Жо-о-оржа-а-а, – пробормотала подруга, прячась от меня за толстой льняной тканью.
– В Вервиля? – Я даже растерялась.
– Да-а-а, у него такой сын замечательный! Я девочку такую же хочу-у-у!