– Восемь ударов, – нарушил затянувшееся молчание Степан. – Последний автобус на Гимараеш «отчалил» ровно двадцать минут назад.
– Похоже, это били часы на Torre Dos Clérigos, – рискнул я высказать мои назревшие соображения. – И судя по звуку, мы находимся на значительном удалении от церкви клериков. А, насколько я знаю, эта достопримечательность Порто расположена практически в нескольких сотнях метров и от железнодорожного, и от автобусного вокзала.
– Во всяком случае, теперь мы точно знаем, в каком направлении нам необходимо двигаться, – воспрянул духом мой неунывающий попутчик. – Дойдём до конца квартала и свернём направо! И постараемся больше никуда не сворачивать!
– А вот лично мне показалось, что бой курантов донёсся откуда-то слева, – не согласился я с товарищем. – И соответственно, у перекрёстка нам лучше всего свернуть налево.
– Василий! Тебя ввело в заблуждение эхо, многократно отразившееся от стен здешних зданий, – раскритиковал мои выводы доморощенный акустик. – Доверься моему богатому опыту! Так как я с рождения обладаю абсолютным слухом, то теперь без особого труда выведу тебя темнешенько к твоей башне клерков.
После моего сегодняшнего общения со Степаном в кафе концертного комплекса «Кристалл» и в пиццерии «Селеште», это заявление великана прозвучало как нелепая и несуразная шутка.
– Тогда уж лучше выведи нас к ближайшему оперному театру, – решил я немного подыграть злостному насмешнику. – Там я с удовольствием выступлю в роли импресарио молодого и подающего надежды дарования. Кстати, у тебя какой певческий голос: бас-кантанто или бас-профундо? Мне кажется, я смогу без особых хлопот заключить с администрацией оперы выгоднейший контракт на пару ближайших театральных сезонов. Ведь ни один директор оперной труппы не в состоянии устоять перед талантами наследника великого Шаляпина!
– Да сам ты наследник великоватой Шляпы! – огрызнулся Степан и, чуть-чуть поостыв, принялся терпеливо вводить меня в курс дела: – Я ведь тебе явственно разъяснил, что у меня абсолютный слух, а не абсолютный голос! От уроков пения в школе я был освобожден, так как не нашлось в СССР достойного педагога, который смог бы вынести силу моего гласа. А я ведь так обожаю исполнять русские и украинские народные песни! (В голосе моего друга зазвучали нотки искреннего огорчения) Однако крайне трудно найти на нашей планете такое место, где я мог бы что-либо спеть, не испугав никого до смерти.
– Что ты имеешь ввиду? – с подозрением покосился я на тернопольского Орфея.
– Как-то мы съездили с моей бывшей супругой на познавательную экскурсию в Сурож-Судак. В культурно-развлекательную программу нашей группы входило и посещение Грота Шаляпина. Всезнающий гид нам поведал, что здесь величайший бас распевал перед публикой свои незабвенные арии. Ну, я сдуру его и спросил, а нельзя ли и мне здесь чего-нибудь спеть для приличия. Экскурсовод издевательски улыбнулся и лукаво подмигнул всем присутствующим:
– Ну, что? Разрешим молодому человеку показать свои способности в этом уникальном, с точки зрения акустики, месте?
И все экскурсанты единодушно, с величайшим энтузиазмом выразили пожелания услышать мои феноменальные песнопения.
– Ну и как прошел твой певческий дебют? – не смог я утаить моего непритворного любопытства. – Ты потряс слушателей мастерством своего виртуозного исполнения?
– Шаляпин был попросту посрамлён, – без излишней скромности сознался гениальный солист. – Когда я запел «Дубинушку», от свода грота отвалилась глыба и чуть было не пришибла нашего экскурсовода. Народ в панике бросился к выходу и просто каким-то чудом никого в давке не затоптали ногами. С тех пор на широкой публике я больше не выступаю.
– Я тебе и в узком круге публики концертировать не советую, – порекомендовал я несостоявшемуся вокалисту. – Во избежание несчастных случаев! А то ты способен так гаркнуть на ухо, что барабанные перепонки могут и не выдержать!
– Ладно! Оставим в покое мой голос! – разобижено прогундосил неоценённый по достоинству артист. Но клянусь тебе здоровьем моей усопшей прабабушки, что тонким слухом я славился с раннего детства.
Мы неспешно дошли до перекрестка, и гигант мягко увлек меня вправо, продолжая по ходу дела заговаривать мне зубы:
– Помню, как-то летом отправили меня родители отдыхать в детский лагерь «Орленок» на знаменитую Арабатскую Стрелку. Однажды, аккурат после отбоя, вызывает меня в свою опочивальню старшая вожатая нашего отряда Вероника Андросовна. У неё была общая спальня с воспитательницами Алиной Сергеевной, Жанной Архиповной и Викторией Павловной. Все эти избалованные и перезревшие девушки числились старшекурсницами какого-то престижного педагогического университета. А в лагере они практиковались в академической воспитательной работе над ни в чем не повинными маленькими ребятишками.
– Степа! – вкрадчиво обратилась ко мне старшая фифочка. – Мне доложили, что после отбоя ты в своей комнате на слух выявляешь всех комаров и москитов, а затем нейтрализуешь их, что благотворно влияет на спокойный и здоровый сон твоих товарищей. А не мог бы ты определить, есть ли в нашей комнате кровососущие насекомые или какие-то иные нежелательные живые существа?
Вероника Андросовна являлась единственной и чрезмерно изнеженной дочерью одного известного профессора-химика. Любящий, степенный папаша прижил это чудо с молоденькой аспиранточкой, когда ему уже было, наверное, под шестьдесят. И для Вероники Андросовны была недопустима даже мысль, что какие-то паразиты могут испортить её нежную, бархатистую кожицу.
Мне тогда было всего лишь одиннадцать лет, но по виду я выглядел уже на все полноценных шестнадцать. Как говорил директор моей средней школы: «Этот парень хоть из молодых, да ранних». Поэтому мне очень хотелось произвести благоприятное впечатление на таких искусно размалёванных и расфуфыренных барышень.
– Для успешного обнаружения вредоносных биологических объектов мне понадобятся три-четыре минуты полного безмолвия, – хладнокровно выдвинул я жесткие требования для эффективного проведения эксперимента. Воспитательницы переглянулись, и Вероника Андросовна кивком головы дала молчаливое согласие на мою достаточно настойчивую просьбу.
Я закрыл веки, растопырил мои уши-локаторы и за три с половиной минуты полностью просканировал окружающее меня пространство. Затем я распахнул веера моих пышных ресниц и бесцветным голосом волхва-прорицателя подытожил:
– В помещения находятся три кровососущих насекомых: один сидит на носу портрета Макаренко, второй примостился на стене слева от ночника, а третий пристроился на лбу многоуважаемой Жанны Архиповны.
Жанна Архиповна с такой силой хлопнула себя по лбу, будто внезапно вспомнила об очень важном, но совершенно случайно позабытом деле. Хорошо ещё, что она была врождённой блондинкой, а то наверняка получила бы сотрясение мозга.
– Теперь осталось только два комара, – невозмутимо продолжил я мой пространный научно-исследовательский доклад. – Кроме того, в правой прикроватной тумбочке в верхнем ящичке четыре таракана дегустируют припрятанные вами на десерт пирожные.