Последнее объятие Мамы - читать онлайн книгу. Автор: Франс де Вааль cтр.№ 59

Пусть у нас нет безраздельной власти над эмоциями, однако их рабами нас тоже нельзя назвать. Поэтому не стоит оправдывать свои дурацкие поступки тем, что вы «поддались эмоциям» или «пошли у них на поводу»: ведь это вы подчинились, вы позволили им одержать верх. В подчинении эмоциям всегда остается элемент добровольности. Вы сами позволяете себе влюбиться не в того или ненавидеть некоторых людей. Вы позволяете жадности затуманить вам разум, а воображению – подпитывать вашу ревность. Эмоции – это не «всего лишь эмоции», они не бывают полностью автоматизированными. Величайшее, пожалуй, заблуждение относительно эмоций – считать их противоположностью мыслительному процессу. Мы перенесли противопоставление тела и сознания на восприятие интеллекта и эмоций, хотя в действительности они неразлучны и друг без друга функционировать не могут.

Американский нейробиолог португальского происхождения Антонио Дамасио описывал случай своего пациента, Эллиотта, у которого была повреждена вентромедиальная префронтальная кора. Он сохранил членораздельную речь и интеллект – и даже остроумие, – но абсолютно утратил эмоциональность. На всем протяжении долгих бесед Эллиотт оставался абсолютно бесстрастным, никогда не расстраивался, не проявлял нетерпения, не сердился, не досадовал. Однако отсутствие эмоций мешало ему принимать решения. Он мог целый вечер выбирать, в каком кафе ему поесть и что заказать, по полчаса раздумывал, на какой день записаться к врачу или какой ручкой заполнять бланк. Дамасио с сотрудниками всесторонне обследовали Эллиотта. Хотя логические способности у него остались прежними, он явно не мог довести задачу до конца и, главное, прийти к какому-то окончательному выводу. Как подытожил Дамасио: «Судя по всему, дефект проявлялся на поздних стадиях рассуждения, ближе к моменту (или в сам момент) выбора действия или реакции». Сам же Эллиотт после сеанса, на котором он тщательно просчитал все доступные варианты, сказал: «И все равно я не знаю, как мне поступить!» ^[174]

Благодаря результатам, полученным Дамасио, и дальнейшим исследованиям других ученых современная нейронаука перестала противопоставлять эмоции и рациональное мышление и рассматривать их как нечто несовместимое, вроде воды и масла, которые никогда не смешиваются. Эмоции составляют существенную часть нашего интеллекта. Но представление о том, что они существуют отдельно, укоренилось настолько глубоко, что во многих научных кругах по-прежнему в ходу. Люди все так же отзываются о них пренебрежительно и полагают, будто для обоснованного решения необходима холодная голова и полнейшая беспристрастность, – вспомним Чарльза Дарвина с его «аргументами» в пользу и против женитьбы. В плену этой иллюзии мы пребываем со времен древнегреческих философов, которые преклонялись перед рациональными суждениями себе подобных, но гораздо меньше рационализма находили у женщин и еще меньше у животных. Считалось, что женщины сентиментальны, полагаются на интуицию, больше слушаются своего тела и потому в интеллектуальном отношении заведомо слабее мужчин. Мужчины не только не подвержены ежемесячным перепадам настроения, но и, в отличие от всех прочих, способны обуздать свои страсти.

Единственное, что смущало философов и, видимо, смущает многих из них до сих пор: человеческому разуму требуется материальное вместилище. Он не может существовать без тела. Эта приземленность сильно ему мешает, поскольку вдобавок к тому, что тело без конца терзает нас неконтролируемыми порывами и побуждениями, вынуждая думать о том, о чем мы думать не хотим, оно еще и бренно. Как сказано в Евангелии от Фомы: «Но я, я удивляюсь тому, как такое великое богатство поместилось в такой нищете!» ^[175]

Презрение к телу объясняет, почему средневековые отшельники – преимущественно мужчины – пытались свести его влияние на нет. Они удалялись в пустыню или ближайшую пещеру, чтобы отрешиться от всех соблазнов плоти, а в итоге мучились бесконечными видениями обильных яств и пышнотелых прелестниц. Это же презрение объясняет, почему богачи – тоже в подавляющем большинстве мужчины – выстраиваются в очередь на посмертное криосохранение мозга. Их мозг будет ждать того дня, когда научно-технологическое развитие позволит «загрузить» его содержимое в компьютер. Уверенные, что тело мозгу не нужно, они платят целое состояние за цифровое бессмертие – за будущее, в котором все, что сейчас содержится у них в голове, можно будет перенести в программу. В конце концов, сознание – это и есть некая программа, работающая на платформе плоти. Значит, с таким же успехом сможет работать и в компьютере. И неважно, что наука слабо представляет себе, как должно выглядеть сознание без тела. Компьютерная метафора здорово сбивает нас с толку, ведь на самом деле мозг соединен с остальным организмом миллионом разных связей и составляет неотъемлемую его часть. Человеческое сознание не разделяет тело и мозг, в нем они представлены как единое целое. Поэтому я совсем не уверен, что очнуться однажды в цифровом воплощении – это действительно счастье. Счастье мы ощущаем внутри, «всем сердцем», это физиологическое чувство, которое отсеченный от всей физиологии мозг ощутить, скорее всего, не сможет ^[176].

Со всеми этими заблуждениями мы сталкиваемся в любой дискуссии об эмоциях у животных. В привычном представлении свободный человеческий дух почти не имеет биологической основы, сильнее развит у одного пола и кардинально отличается от всего, что возникало прежде. Мы превозносим мозг и верим в «чистый разум», а эмоции, тело и все биологические виды, помимо своего, считаем низменными и примитивными. Эти культурно-религиозные предрассудки прорастали в нас не одну тысячу лет, поэтому искоренить их не так-то просто. И все же нам придется от них дистанцироваться, если мы собираемся всерьез рассматривать эмоции животных как признак интеллекта, а именно к этому я сейчас и перейду.

Животные, как и человек, обладают эмоциональным интеллектом. Под этим популярным психологическим термином в его обычном толковании понимается способность распознавать чужие эмоции, пользоваться эмоциональной информацией и контролировать собственные эмоции для достижения той или иной цели ^[177]. Я же употребляю его в более широком смысле, подразумевающем взаимодействие эмоций и познавательных способностей. У людей эмоциональный интеллект обычно изучают как индивидуальную особенность. Одним из нас лучше удается справляться с эмоциональными потрясениями или обращать чувства себе на пользу, другим хуже. Здесь все зависит от воспитания, навыков, психического склада. Когда же дело касается животных, мы рассматриваем, как совместная работа эмоций и познавательных способностей обеспечивает наблюдаемые нами результаты – от социальной иерархии до семейной жизни, от противостояния хищникам до разрешения конфликтов.

Хорошей иллюстрацией здесь служит чувство справедливости. Его часто считают продуктом разума и логики, а также исключительно человеческой нравственной ценностью, однако оно никогда не смогло бы развиться без той базовой эмоции, которая роднит нас с другими приматами, псовыми и птицами. Наше чувство справедливости – это результат интеллектуального преобразования этой общей эмоции.