Она смеется, как мать - читать онлайн книгу. Автор: Карл Циммер cтр.№ 24

Поскольку Эмма оказалась способной к работе, ее ежедневно обучали ручному труду. У нее был участочек для выращивания фруктов и овощей. Таких девочек, как Эмма, наставляли в кройке, шитье и изготовлении деревянных поделок. Мальчиков учили делать обувь и коврики. Руководство школы утверждало, что благодаря этому труду их ученики когда-нибудь смогут зарабатывать себе на жизнь. Но и само учебное заведение, подобно многим приютам и тюрьмам того времени, зависело от их заработка. Согласно школьным записям, в период с мая 1897 г. по май 1898 г. ученики изготовили 30 костюмов-троек, 92 комбинезона, 234 фартука, 107 пар обуви и 40 кукол в одежках. Они выстирали 275 130 единиц белья. Они продали продуктов со школьной фермы на 8 160,81 долл., среди прочего своих покупателей нашли 1030 бушелей репы, 158 корзин с дынями и 83 161 кварта молока. Однако тот парадокс, что слабоумные дети могли выполнять такое количество квалифицированной работы, никогда не беспокоил школьную администрацию. Руководству не было стыдно за те деньги, которые они получали, эксплуатируя детский труд. «Мы делаем богоугодное дело», – объяснял Джонстон ^[176].

Доказывая богоугодность выполняемой миссии, начальство школы ссылалось на спасенные жизни. Кроме того, администрация считала, что заведение избавило общество от слабоумных преступников. Президент Дамского совета посетителей Изабель Крейвен заявляла: «Современные научные исследования правонарушителей и дефективных показывают, что большинство наших преступников и пьяниц на самом деле родились с той или иной степенью психической неполноценности» ^[177].

По мнению Крейвен, слабоумие не только было у детей уже с рождения, но и передавалось от родителей потомству. Она разделяла принятую в конце XIX в. в Америке веру в наследование плохого поведения. Каким-то образом слабоумие могло быть одновременно и болезнью, и расплатой за грехи, которые грешники передавали своим детям. В ежегодном отчете школы за 1899 г. Крейвен описала историю одной алкоголички, жившей в Германии в конце XVIII в. У нее было 834 потомка, из которых семеро стали убийцами, 76 совершили другие преступления, 142 были профессиональными нищими, 64 – убогими, а среди женщин 181 вела «распутную жизнь» ^[178], сообщала Крейвен.

Вайнлендская спецшкола защищала следующие поколения от такой опасности, изымая из общества слабоумных детей и гарантируя, что они никогда не смогут завести собственных. «Если мы не позаботимся об этих недееспособных, то оставим в наследство будущим поколениям преступность и большие затраты», – предупреждала советница.

Эмма осваивалась в своем новом доме. Учителя делали заметки, отслеживая прогресс в ее развитии. Они записали, что в письмах Санта-Клаусу она просила ленты, перчатки, кукол и чулки. Девочка научилась читать и писать, хотя с арифметикой были сложности. Она научилась стелить постель. Иногда учителя отмечали ее плохое поведение. В других случаях они писали, что Эмма хорошо продвигается в обучении. Она участвовала в рождественских спектаклях. Она освоила корнет и играла в школьном оркестре такие произведения, как, например, «Знамя, усыпанное звездами» ^[179]. Девочка научилась пользоваться швейной машинкой, чтобы шить блузки, а затем стала делать и шкафчики для них, с филенчатой дверцей и шиповым соединением стенок.

Когда Эмма вошла в подростковый возраст, школа начала активно использовать ее как неоплачиваемого сотрудника. Школьная администрация отмечала: «Она практически идеальный работник» ^[180]. Эмма накрывала столы в школьной столовой и помогала на уроках столярного дела. Она оказалась настолько способной, что Джонстон сделал ее своей домработницей, а затем доверил ей заботиться о его маленьком сыне. Некоторое время Эмма работала помощницей в детском саду при школе, да так хорошо, что один из визитеров ошибочно принял ее за учительницу. Это был не единственный случай, когда посетители отмечали, что она кажется совершенно нормальной. В 17 лет Эмма познакомилась с новым сотрудником Вайнленда: маленьким лысеющим человеком по имени Генри Годдард. Годдард завел себе кабинет над одной из мастерских и заполнил его странными инструментами и приборами. Он просил детей выполнять разные задания, например как можно быстрее тыкать палочкой в отверстия в доске.

Однажды пришла очередь и Эммы идти в кабинет Годдарда.

«У меня пять центов в одном кармане и пять в другом, – сказал он ей. – Сколько всего у меня центов?» ^[181]

«Десять», – ответила Эмма.

Доктор Годдард предложил Эмме еще 16 задачек на счет. В общей сложности она дала 12 правильных ответов и пять неправильных.

Через два года Годдард вызвал ее снова, чтобы озадачить очередной порцией тестов. Надо было, к примеру, составить предложение со словами «Филадельфия», «деньги» и «река» или, скажем, сосчитать от 12 в обратную сторону.

Помощники Годдарда хвалили ее за каждый ответ, хотя она допустила довольно много ошибок. Позже Годдард просмотрел ее результаты и подвел итог всей ее жизни с помощью одного слова, которое он недавно придумал: морон.

Без ведома Эммы Годдард начал осторожно собирать информацию о ее семье. Его помощники искали друзей семейства Волвертон, чтобы узнавать сплетни. Годдард был уверен, что родственники Эммы тоже мороны.

__________

Генри Годдард пришел в Вайнлендскую спецшколу, чтобы создать науку о детстве, имея за плечами ужасный опыт собственного детства. Он родился в штате Мэн в 1866 г., и в том же году бык ударил рогами его отца. Отцовская травма в итоге привела к тому, что семья лишилась фермы, и Годдарду-старшему несколько лет пришлось зарабатывать на жизнь поденной работой – вплоть до своей смерти в 1878 г. Последующие три года Годдард прожил в семье своей старшей сестры, поскольку их мать провозгласила себя миссионером-квакером и исчезла на несколько месяцев, чтобы проповедовать на собраниях «Общества друзей» ^[182] в Канаде и на Среднем Западе. В возрасте 12 лет Годдарда отправили в Провиденс учиться в квакерской школе-интернате. «Никто не интересовался мной и не беспокоился о том, жив я или умер», – вспоминал Годдард в старости ^[183].

Когда закончился его срок в «квакерской тюрьме» ^[184], как он называл свою школу, Годдард отправился в Хаверфордский колледж. К колледжу он тоже не питал теплых чувств, считая, что это просто «удобный способ уберечь от неприятностей сынков богатых филадельфийских квакеров». Он возненавидел школу как учреждение в принципе. Везде задавались бессмысленные упражнения на зазубривание латинских и греческих слов и царили бесконечные опасения, как бы ученики не впали в грех. Годдард считал, что пребывание в колледже ничего не дает: ученики из богатых семей после его окончания продолжат благоденствовать, тогда как бедные студенты вроде Годдарда будут всю жизнь пробиваться с большим трудом. Позже он вспоминал: «На протяжении всей взрослой жизни я остро чувствовал неправильность моего первоначального обучения» ^[185].