Повесть о Ферме-На-Холме - читать онлайн книгу. Автор: Сюзан Уиттиг Алберт cтр.№ 32

В новой книге — той самой, к работе над которой Беатрикс, как предполагалось, приступила, — должна была найти продолжение история о Джереми Фишере, истинном джентльмене, который попал в переделку, когда, надев непромокаемый плащ и галоши, отправился на рыбалку. Джереми схватила голодная форель, и он спасся только благодаря тому, что рыбине показался омерзительным вкус прорезиненного плаща и она выплюнула его вместе с содержимым. Норман громко смеялся, рассматривая ее черновые зарисовки, и Беатрикс, глядя на замысел его глазами, хотела как можно скорее завершить работу над двадцатью с лишним детально прописанными акварелями, которые должны были составить книгу.

Однако печальные воспоминания о Нормане словно окутали Беатрикс безрадостным серым туманом, и солнечное утро, уже подпорченное мрачной миссис Дженнингс и ее фактами, которым надлежало смотреть в лицо, потеряло остатки своей привлекательности. Четыре года они с Норманом работали вместе, и за это время Беатрикс привыкла связывать ощущение радости от своих рисунков с детским восторгом, который они вызывали у Нормана. Ее неизменно воодушевляли его шутливые замечания и тактичные советы. В действительности, по мере того как они становились ближе друг другу, она стала рисовать для Нормана в не меньшей степени, чем для детей. Теперь же, вместе с самым восприимчивым ценителем ее рисунков Беатрикс утратила и радость от своей работы. Как сможет она рисовать без улыбки Нормана, без его веселого смешка, неизменно означающего одобрение, подтверждающего правильность выбранной ею детали рисунка? Как сможет она сочинить хоть что-нибудь без его бьющего через край воображения, которое всегда приходило ей на помощь?

Беатрикс с грустью посмотрела на только что сделанные наброски камышей, кувшинок, водяных курочек, чибисов. Они были вялы и унылы — ни искорки жизни не увидела она в своих рисунках. В сущности, они целиком отвечали ее настроению — тоска, серость, мрак. Беатрикс вырвала листы из альбома и скомкала их. Что толку продолжать работу над этой книгой — да и над всеми прочими, ею задуманными, — если все ее рисунки останутся такими же безжизненными? Однако, прекратив писать книги, она не сможет заработать ни гроша, а без денег рухнут все ее планы, связанные с фермой. Тогда не будет ни ремонта свинарника, ни переделки маслобойни, ни новой ограды вокруг сада, ни коров, ни овец…

Беатрикс обхватила руками лодыжки, уткнулась подбородком в колени и устремила взгляд вперед, через озеро, меж тем как тревога тяжелым покрывалом окутала ее плечи. Похоже, родители оказались правы, думала она. Похоже, она зря предприняла эту попытку — стать хозяйкой фермы. Как ей поступить с Дженнингсами? Если они будут по-прежнему жить на ферме, то где она сама сможет остановиться, в очередной раз приехав из Лондона? Если же она займет свой дом, то куда деваться Дженнингсам? Миссис Дженнингс, возможно, и грубовата, но она совершенно права. Необходимо смотреть фактам в лицо, как бы неприятны они ни были.

В жизни Беатрикс случались очень печальные дни. Она пережила тяжелую и опасную болезнь — ревматизм приковал ее к постели на несколько месяцев. Были времена, когда она чувствовала себя буквально парализованной из-за строгих ограничений, налагаемых на ее жизнь родителями. А за время, прошедшее после смерти Нормана, Беатрикс не раз теряла надежду совершить наконец побег из тюрьмы Болтон-Гарденс и найти свободу и счастье в этом мире. Однако она не могла припомнить период в своей жизни, когда ей приходилось сталкиваться со столь сложными проблемами, когда она до такой степени сомневалась в своей способности найти верное решение, когда она так сильно нуждалась в помощи.

Не в силах более сдерживать горячие слезы, она прижалась лбом к коленям и горько зарыдала. Так сидела она довольно долго, а затем, измученная обрушившимися на нее тяготами и необходимостью смотреть в лицо столь многочисленным фактам, Беатрикс растянулась на траве, подложила под голову руку и крепко заснула.

Пока их хозяйка предавалась сну, вызванному приступом уныния и отчаяния, миссис Тигги-Уинкль, Джози, Мопси и Мальчик-с-пальчик пребывали в совершенно ином расположении духа. Все четверо были заняты изучением нового и весьма удобного жилища, которое Эдвард Хорсли соорудил для них из свежеструганных досок и проволочной сетки, разместив его между курятником (населенным дюжиной чванливых рыжих кур и гордым рыжим петухом) и чередой сиреневых кустов, образующих живую изгородь в самом дальнем углу сада Зеленой Красавицы.

— Должна признаться, наша клетка очень мила, — удовлетворенно заметила Мопси. Она сорвала аппетитный стебелек клевера и грызла его с довольным видом. Мистер Хорсли не предусмотрел в своем строении пола, а расположил клетку прямо на земле, чтобы ее обитатели имели приятную возможность пощипывать свежую травку.

— О да, очень, очень мила, — радостно провозгласила миссис Тигги-Уинкль, стараясь перекрыть своим голосом громкое кудахтанье. К тому же говорить приходилось с полным ртом, ибо она уже успела отвалить в сторону ком влажной земли, под которым обнаружила упитанного червяка никак не короче трех дюймов — превосходное средство утолить легкий голод между завтраком и обедом. — Так славно здесь, под сенью сирени. Я люблю тенистую прохладу, вы же знаете.

— Я бы предпочел солнце, — пожаловался Мальчик-с-пальчик. — Моя женушка Ханка-Манка говаривала, что уж коли приходится вылезать из дома на улицу, то надо хотя бы погреться на солнышке. — Его глаза наполнились слезами. — Милая, милая Ханка-Манка. Пусть моя женушка и покинула этот мир, но она всегда будет жить в моем разбитом сердце. — И он зарыдал так громко, что дальнейших слов несчастного было почти не разобрать. — Я навсегда сохраню ей верность!

Крупная иссиня-черная сорока в опрятном жилете из белых перьев села на крышу клетки.

— Что за шум? — спросила она, кокетливо взмахивая крыльями, чтобы продемонстрировать роскошные перья с отливом. — И что за писк? Кто вы такие?

— Мы приехали из Лондона, — надменно сказала миссис Тигги-Уинкль. — Мы здесь с мисс Поттер.

— Ах, туристы! — В резком вскрике сороки читалось презрение.

В это время Джози, по обыкновению с энтузиазмом искавшая приключений, совала свой нос во все углы их новой резиденции.

— Посмотрите-ка сюда, — крикнула она в великом возбуждении. — Мистер Хорсли позабыл закрепить сетку! — Джози ткнула носом проволочное заграждение, и прежде чем остальные обитатели клетки смогли увидеть, что произошло, голова и передние лапы любопытной крольчихи оказались снаружи.

— Джози! — встревожилась Мопси. — Сию минуту остановись! Ты соображаешь, что делаешь?

— Вылезаю из клетки, вот что, — сказала Джози, энергично отталкиваясь задними ногами и протискивая в щель свою пока еще не вполне свободную вторую половину.