Я хихикнула. Хочу как можно скорее выучить маэлонский, а то столько всего упускаю!
– Здесь всегда так?
– Сколько себя помню – да.
Сегодня от холодной задумчивости мужа не осталось даже следа, поэтому у меня отлегло от сердца.
– Сколько они здесь живут?
– Когда я приехал, уже жили здесь. В свое время Энцо купил этот дом ради Лорены. Платил за него долг, пока не вышел на такой доход, чтобы вернуть всю сумму целиком.
– Ему дали кредит?
– После свадьбы он только-только начинал свое дело. Мастеров у него, разумеется, не было, поэтому постоянно пропадал на работе. Отец предоставил супругам Фьоренчелли золотые слитки, которые пошли в качестве залога в банк. Они до сих пор хранятся в сейфе, Энцо настаивает, чтобы я их забрал.
Анри сел на кровати, и я последовала его примеру.
– Как они познакомились?
– Энцо спас маму. Во время медового месяца родителей в Лации начались забастовки и беспорядки. Экипаж, в котором ехала мама с камеристкой, оказался отрезан взбешенной толпой. Тогда на богатых людей нападали без разбора… словом, Энцо вступился за нее и вытащил их из этого ада. Дворами вывел в ту часть города, которую уже оцепили войска. И потом месяц провалялся в больнице, потому что во время драки его серьезно ранили. Чудом выбрался, но… Отец оплатил лечение. Думаю, именно так на меня и вышел Комитет.
Он провел ладонью по волосам, а я подалась вперед и обняла его за плечи.
Вот так простые люди спасают жизни, а герцоги их разрушают.
– Я люблю тебя, – прошептала негромко.
Вместо ответа Анри привлек меня к себе и поцеловал. Упоительно-нежно.
Оторвавшись от его губ, я шальными глазами посмотрела на мужа.
– Они замечательные, – говорить с ним сейчас было сложно, но не сказать я просто не могла. – Энцо и Лорена. Даже жаль, что нам придется переехать.
– Они от тебя тоже в восторге, – Анри погладил меня по щеке. – Не ожидали, что ты им настолько понравишься.
– Думали, что буду нос воротить от всего? – улыбнулась.
– Конечно. Я же в подробностях расписал, какая ты избалованная девочка.
– Ах ты…
Ни договорить, ни возмутиться по-настоящему мне не позволили: запечатали рот поцелуем. Дыхание сбилось, а жар его тела через ночную сорочку просто обжигал. Муж подтянул меня ближе, усаживая к себе на колени. Подол треснул, пополз вверх, обнажая ноги, я подалась вперед, прижимаясь к его груди. Анри перехватил мои руки, сводя их за спиной и удерживая запястья, скользнул ладонью под сорочку, сжимая ягодицы. Застонала ему в рот и дернулась от томительно-жаркого предвкушения, собирающегося внизу живота. Кажется, целая вечность прошла с нашей близости в Лавуа.
– А еще ты очень нетерпеливая девочка. Кто бы мог подумать…
Муж коснулся губами бешено бьющейся на шее жилки: сердце колотилось часто-часто.
– Издеваетесь, граф? – я облизнула припухшие губы, и золото в его глазах потемнело.
Опрокинув меня на постель, Анри склонился надо мной, развязывая тесемки сорочки и высвобождая грудь. От прикосновения губ к потемневшему, болезненно-напряженному соску тело прошило сладкой судорогой удовольствия. Я выгнулась, подставляясь под ласку, и в это время дверь в комнату Софи приоткрылась с тонюсеньким скрипом. Всевидящий! С несвойственной сестрам герцога и женам графа прытью нырнула под одеяло, натянула его до самых полыхающих ушей. Мужу достался уголок, поэтому он рывком завернулся в халат – благо, в этой комнате тянуться далеко не надо.
– Доброе утро, – Софи потерла глаза. – Кажется, мы проспали… Уже почти обед.
– Ну… разве что немного, – надеюсь, моя улыбка не выглядит слишком натянутой.
Щеки продолжали полыхать, да и не только щеки, поэтому я старательно делала вид, что только-только открыла глаза. Обняла подушку, даже зевнула для достоверности.
Немного проспали. До обеда. Что я вообще несу?
На выручку пришел Анри:
– Как спалось, маленькая?
– Хорошо, – дочь подошла к нам и уселась на краешек кровати. – А мы сегодня пойдем за подарками?
Поскольку собирались мы в спешке, почти ничего не успели купить для синьора и синьоры Фьоренчелли.
– Конечно пойдем, – Анри погладил ее по щеке.
– А погулять успеем?
Софи уже не терпелось все посмотреть.
– Разумеется. У нас целый день впереди.
– А на карнавал мы завтра пойдем?
– Посмотрим, – Анри обернулся на меня и снова взглянул на дочь. – А пока давай-ка умывайся и пойдем завтракать. Чем быстрее соберемся, тем больше успеем посмотреть.
– Ура!
Софи пружиной взвилась с кровати и выбежала из комнаты. Только пятки сверкали. После чего муж медленно обернулся ко мне: по ощущениям, теперь я напоминала пятнистую кошку. Щеки горели как-то избирательно – здесь жжет, а там нет. Анри с тяжелым вздохом поднялся и протянул руку.
– Нелегко быть родителями.
Мы переглянулись и захохотали. Смеялись до слез, у меня даже живот заболел.
– Я передумала, – сказала, когда вместо смеха уже выходило похрюкивание. – Насчет переезда.
– Хочешь отдельную комнату? – Анри хитро прищурился.
– С дверью, которая запирается на ключ.
Устроилась у окна рядом с крохотным туалетным столиком и принялась расплетать косу. Пришлось быстро приводить себя в порядок и выбираться из спальни, потому что после слов «чем быстрее соберемся» Софи вряд ли оставила бы нас в покое. Анри спустился первым, я как раз прихорашивалась – пыталась закрепить волосы шпильками, чтобы оставить лицо открытым, когда услышала недовольный голос Лорены.
– … у Селесты язык без костей!
Прежде чем я успела подняться, дверь приоткрылась и синьора Фьоренчелли заглянула ко мне.
– Тереза, девочка, давай помогу с прической.
– Спасибо, – я улыбнулась, и показала на волосы, – но кажется, я уже справилась.
– Разве? – она критически оглядела меня. – Вот тут торчит.
И, не дожидаясь ответа, вытащила шпильку, позволив пряди скользнуть на плечо, после чего еще минут пять пыталась вернуть, как было. Когда прическа, по ее мнению, обрела достойный вид, подхватила меня под локоть.
– Пойдем, – прошептала заговорщицки. – Пусть сегодня мужчины накрывают на стол, а я покажу тебе крышу. Посмотрим-подумаем, как все поставить.
Мы вышли в коридор, и тут в нас буквально влетела Софи. Я перехватила ее, чтобы девочка не упала.
– Софи! Сколько раз я тебе говорила – не бегай по дому, как демоненок.
– Хорошо! А с нами будет обедать Франческа! – выпалила дочь. – Она такая красивая!