Мы пустили коней в галоп. Я свернул в одну сторону, чтобы помешать зверю удрать в высокую траву, Фрэнсис – в другую и, пришпоривая коня, достал лассо. Поравнявшись с муравьедом, скакавшим во все лопатки, он кинул лассо, но, к сожалению, не рассчитал диаметра петли – он оказался слишком большим, и муравьед, благополучно проскочив через петлю, с шипеньем и фырканьем продолжил бег. Фрэнсис придержал коня, смотал веревку и снова пустился в погоню. Вновь поравнявшись с животным, он опять кинул лассо, и – вот удача! – зверь оказался в петле!
Фрэнсис тут же соскочил с коня. Стиснув зубы, он с трудом удерживал конец веревки, тогда как разъяренный муравьед ринулся со всех ног по густой траве, увлекая за собой обидчика. Я спрыгнул с коня и тоже ухватился за веревку. Я поразился, какая же силища заключалась в неуклюжих волосатых ногах этого зверя – он таскал нас за собою туда-сюда по саванне, пока мы окончательно не выдохлись, а веревка не изрезала нам руки.
Вдруг Фрэнсис, глянув через плечо, вздохнул с облегчением. Я тоже оглянулся и увидел, что борьба довела нас до небольшого, около двенадцати футов высотой, дерева – единственного на много миль вокруг. Тяжко дыша и обливаясь потом, мы подтащили к нему упирающегося муравьеда и крепко привязали. Когда я уже затягивал последний узел, Фрэнсис взглянул наверх и вдруг издал душераздирающий вопль. Я глянул туда же – и увидел в двух футах у нас над головами шарообразное осиное гнездо размером с футбольный мяч. Муравьед изо всех сил рвался с веревки, тряся и качая деревце из стороны в сторону. Не следует думать, что осам это очень нравилось – вся колония вилась вокруг гнезда, рассерженно жужжа. Мы с Фрэнсисом со всех ног бросились наутек.
Уверенные, что привязали зверя накрепко, мы вернулись к коням захватить кое-какие принадлежности – веревки попрочнее и мешки побольше, чтобы упаковать нашу добычу. Когда я вернулся назад к дереву, муравьед уже развязывал последний узел. Освободившись от пут, он встряхнулся, словно крупная собака, и медленным шагом двинулся в родную саванну, преисполненный достоинства. Оставив Фрэнсиса отвязывать лассо от дерева, я бросился в погоню за беглецом, на ходу завязывая петлю.
Догнав зверя, я кинул свое импровизированное лассо, но, не будучи искушен в этом деле так, как Фрэнсис, естественно, промахнулся. Муравьед продолжал улепетывать. Я повторил бросок – результат тот же. Я попробовал в третий раз, но зверь, раздраженный моим неотвязным преследованием, вдруг решил переменить тактику. Внезапно остановившись, он повернулся ко мне и поднялся на задние лапы, так что голова его оказалась на уровне моей груди, и я с опаской поглядывал на его шестидюймовые когти, которые он явно собирался пустить в ход.
Шипя и фыркая, он мотал своим длинным тонким рылом из стороны в сторону и махал передними лапами, как боксер. Мне не хотелось связываться с противником, который способен в два счета изувечить обидчика когтями, и я решил подождать Фрэнсиса – тогда один сможет отвлечь внимание зверя, а другой его поймает. Я принялся ходить вокруг муравьеда, раздумывая, нельзя ли подкрасться к нему сзади и захватить врасплох, но он, не отрываясь, следил за мной, постоянно держа когти наготове. Мне ничего не оставалось, как сесть на землю и дожидаться Фрэнсиса.
Поняв, что ему предложили перемирие, муравьед решил воспользоваться шансом и восстановить попранное в борьбе достоинство. Пока он носился по саванне, слюна у него текла ручьями. Слюна у муравьеда тягучая и вязкая – именно благодаря ей добыча намертво приклеивается к языку. Теперь вместо добычи на морду налипла масса веточек и травинок. Сев на корточки, он принялся тщательно очищать ее с помощью когтей. Потом глубоко вздохнул, встал на четыре лапы, отряхнулся и заковылял прочь.
Когда явился Фрэнсис с лассо в руках, мы снова бросились в погоню за муравьедом. Заслышав наше приближение, он остановился, обернулся и опять встал на задние лапы, но с двумя ему было не справиться. Пока я отвлекал его внимание, Фрэнсис подполз сзади и аккуратно набросил лассо. Как только зверь почувствовал, что вокруг него снова затянулась веревка, он бросился бежать что есть мочи, волоча за собой меня и Фрэнсиса. Он еще с полчаса протаскал нас, пока не удалось связать его так, что он не мог больше двигаться. После этого мы сунули его в большой мешок, откуда торчала только голова.
Мы уже бросились поздравлять друг друга с победой, и что же? Новая преграда внезапно встала на пути. Когда мы собрались ехать обратно, наши кони, как один, заупрямились и отказались везти такой странный багаж, который свирепо фырчит и шипит. Битых четверть часа мы пытались успокоить их – какое там! Всякий раз, когда мы приближались к ним с муравьедом, они вскидывали головы и разъяренно смотрели на нас.
Фрэнсис решил, что единственный выход – если я, сидя верхом, поведу его коня, а сам он пойдет пешком с грузом на плечах. Я засомневался, что это увенчается успехом – ведь двигаться предстояло много миль под палящим солнцем, а вес у муравьеда был приличный. Однако ничего другого мы придумать не смогли и отправились в путь. Муравьед так извивался, что нести его было почти невозможно. За час мы покрыли какую-нибудь пару миль, ибо каждые две-три сотни ярдов Фрэнсису приходилось снимать мешок с плеч и отдыхать.
Так дело не пойдет, решили мы. Этак мы целую неделю будем добираться до ранчо. Фрэнсис предложил, чтобы я или мой друг остались посторожить муравьеда, а он с кем-нибудь из нас двоих поскачет на ранчо к своему приятелю, обитавшему тут неподалеку, – он показал темное пятнышко на горизонте. Там, заверил он, найдется вьючный вол. Впрочем, его английский был настолько плох, что мне послышалось что-то вроде "волейбол". Я, понятно, удивился, но Фрэнсис настаивал, что это единственный выход из положения. Меня разобрало любопытство, и, оставив приятеля стеречь муравьеда, мы галопом поскакали в указанном направлении.
На ранчо пожилой симпатичный индеец предложил нам кофе, а затем Фрэнсис повел меня в стойло. Там действительно стоял, конечно, никакой не "волейбол", а обыкновенный вол, каких во всем мире впрягают в повозки или используют для вьючных перевозок. Тут появилась жена Фрэнсиса и сказала, что она поедет на воле, а мы поскачем впереди. Крошечная индеанка смело вскочила на огромную спину и села как амазонка. Ее длинные черные волосы спускались до пояса, что делало ее похожей на леди Годиву. Всадница ударила вола длинной палкой, и мы тронулись в путь.
Когда мы с Фрэнсисом прибыли туда, где оставили друга с муравьедом, то обнаружили, что последний устроил ему веселую жизнь. Зверю удалось наполовину выбраться из мешка да еще прорвать мешковину когтями задних лап, так что казалось, будто на нем надеты неуклюжие мешковатые штаны; он бегал туда-сюда по траве, и мой приятель совершенно запарился, носясь за ним. Дружными усилиями мы изловили зверюгу, засадили в новый мешок, и, пока мы думали, как завязать его понадежнее, мой друг поведал нам все, что ему довелось пережить за время нашего отсутствия.
Началось с того, что его конь, который, как он думал, был накрепко привязан, отвязался и поскакал куда глаза глядят. Долго пришлось моему другу преследовать его, пока наконец удалось поймать. Тем временем муравьед частично выпутался из веревок, разорвал мешок когтями и наполовину выбрался оттуда. Мой приятель, насмерть перепугавшись, что он улизнет, бросился к пленнику, запихал его обратно в мешок и связал снова; оглянувшись, он обнаружил, что снова отвязался конь. Пока он ловил его, муравьед выпутался во второй раз – это случилось как раз к моменту нашего прибытия. Тут подъехала жена Фрэнсиса на своем воле и помогла погрузить муравьеда ему на спину. Как ни странно, вол весьма спокойно ко всему отнесся, – похоже, ему было все равно, мешок ли это с картошкой или с гремучими змеями. Хотя муравьед шипел и вырывался изо всех сил, вол спокойно двигался вперед.