Мясной рулет. Встречи с животными - читать онлайн книгу. Автор: Джеральд Даррелл cтр.№ 21

Но порой любовь живого существа оказывается сомнительной честью. Не так давно у меня жил пегий ворон из Западной Африки. Он полгода демонстративно не обращал на меня внимания, видимо исподтишка присматриваясь и оценивая, что я за птица, как вдруг решил, что я - единственное дорогое для него существо на всем белом свете. Стоило мне подойти к клетке, как он приседал, весь трепеща от восторга, или спешил поднести мне подарок (обрывок газеты или перышко): он совал его сквозь прутья клетки, непрерывно бормоча себе под нос хриплым голосом, истерически икая и вскрикивая. Это еще ничего, но, когда я выпускал его из клетки, он стремглав взлетал и усаживался мне на голову, для начала крепко вцепившись когтями мне в волосы, потом разукрашивал мой пиджак сзади "приятными" жидкими испражнениями, а в довершение всего любовно клевал меня в темя. А клюв у него был в три дюйма длиной и острый-преострый, так что эти ласки можно назвать по меньшей мере болезненными.

Безусловно, в отношениях с животными всегда надо соблюдать меру. Стоит потерять бдительность, и любовь к ним может превратиться в чудачество, если вовремя не остановиться. Я остановился вовремя - в прошлое Рождество.

Я решил незадолго до Нового года купить жене рождественский подарок - белку-летягу из Северной Америки; сам я всю жизнь мечтал иметь такую зверюшку и был уверен, что жене она тоже понравится. Зверек прибыл к нам и сразу завоевал наши сердца. Он оказался очень пугливым, и мы решили на недельку-другую поместить его у нас в спальне - будем разговаривать с ним по ночам, когда он вылезает поразмяться, пускай привыкает. Задуманное удалось бы как нельзя лучше, но мы кое-чего не предусмотрели. Белка мастерски прогрызла дыру в клетке и устроилась за платяным шкафом. Поначалу мы с этим примирились: казалось бы, ничего страшного. Ночью, сидя в постели, мы любовались акробатическими трюками зверька на шкафу, слушали, как он, шурша и шаркая лапками, снует вверх-вниз по комоду, где мы оставляли для него орехи и яблоки. Наступил последний день старого года, мы были приглашены встречать Новый год, и я собирался надеть смокинг. Все шло отлично, пока я не заглянул в комод. Наконец-то я получил ответ на мучивший меня вопрос: где наша белочка хранит запасы орехов, яблок, сухариков и прочих лакомств? Мой шелковый пояс, ни разу не надеванный, стал похож на кусок тонких испанских кружев. Выгрызенные кусочки - весьма экономно! - пошли на устройство двух гнездышек прямо на манишках моих парадных рубашек. В этих кладовых хранились семьдесят два лесных ореха, пять грецких орехов, четырнадцать кусочков хлеба, шесть мучных червей, пятьдесят два огрызка яблок и двадцать виноградин. Яблоки и виноград, само собой, не были рассчитаны на длительное хранение, и обе рубашки оказались расписанными прелюбопытными абстрактными картинами в стиле Пикассо.

Пришлось пойти на новогодний вечер в пиджачной паре. Белочка теперь живет в Пейнтонском зоопарке.

Однажды моя жена сказала, что было бы чудесно иметь дома малютку выдру. Я поспешно переменил тему.

Я глубоко уважаю животных-родителей. В детстве я сам более или менее удачно пытался вскармливать различных животных, да и потом, когда я путешествовал по всем частям света и отлавливал животных для зоопарков, мне пришлось выхаживать множество звериных детенышей. Могу сказать одно - это сплошная нервотрепка.

Мой первый дебют в амплуа приемной матери - попытка вырастить четверых новорожденных ежат. Ежиха - образцовая мать. Она заблаговременно строит под землей детскую, где будут жить малыши: это круглое помещение примерно сантиметрах в тридцати от поверхности земли, выстланное толстым слоем сухой листвы. Здесь ежиха рождает малышей, слепых и абсолютно беспомощных. Они рождаются в шкуре, густо покрытой колючками, только колючки эти белые и мягкие, как из каучука. Но постепенно они отвердевают и через недельку-другую обретают свой обычный буроватый цвет. Когда младенцы подрастут и окрепнут, мать выводит их наружу и учит добывать пищу; они идут гуськом, напоминая школьников, вышедших на прогулку: каждый малыш держится зубами за хвостик переднего. Первый в колонне цепляется изо всех сил за хвост матери - так они и шествуют в сумерках среди кустарника, как диковинная колючая сороконожка.

Для ежихи-матери воспитание детей - дело привычное. Но когда у меня на руках оказалась четверка слепых, белесоватых, покрытых мягкими иголками "грудных" младенцев, я почувствовал себя очень неуверенно. (Мы тогда жили в Греции, и крестьянин, обрабатывавший свое поле, вывернул на поверхность ежиное гнездо из дубовых листьев, размером с футбольный мяч.) Первым делом надо было накормить малышей, а это оказалось непросто: соска, налезавшая на бутылочку, была слишком велика для их маленьких ртов. На счастье, у дочки моего друга оказалась кукольная бутылочка с соской, и я всеми правдами и неправдами уговорил девочку отдать ее мне. Ежата быстро приноровились сосать и благоденствовали, питаясь разбавленным коровьим молоком.

Сначала я держал их в неглубокой картонной коробке, пристроив в ней их родное гнездо. Но в рекордно короткое время они так загадили гнездо, что мне пришлось менять лиственную подстилку по десять - двенадцать раз в день. Я призадумался: неужели мать-ежиха только и делает, что шныряет туда-сюда с охапками листьев, прибирая свой дом? А как же она тогда успевает накормить своих ненасытных крошек? Мои питомцы готовы были поглощать еду в любое время дня и ночи. Стоило только прикоснуться к коробке, как из листвы с пронзительным хоровым писком высовывались головки с острыми рыльцами и прическами "ежиком" из белых неколючих иголок; крошечные черные носы лихорадочно подергивались, вынюхивая вожделенную бутылочку.

Большинство животных даже во младенчестве никогда не объедаются, но, насколько мне известно, к ежатам это не относится.

Как потерпевшие кораблекрушение, оказавшиеся на грани гибели от голода и жажды, они бросались к бутылочке, присасывались и сосали, сосали так, словно у них неделю капли во рту не было. Если бы я дал им волю, они заглотнули бы раза в два больше, чем нужно. Да я и так, кажется, их перекармливал: тоненькие лапки не в силах были выдержать увесистые жирные тельца, и ежата ползали по ковру уморительным "брассом", скользя на брюшке. Как бы то ни было, они росли как на дрожжах: лапки у них окрепли, глаза открылись, и они совершали рискованные вылазки из ящика на целых шесть дюймов!

Я с гордостью любовался своей колючей семейкой, предвкушая, как однажды вечерком вынесу их погулять в сад и угощу тончайшими яствами вроде слизня или садовой земляники. Увы, моей мечте не суждено было осуществиться. Мне было необходимо уехать на целый день, да еще с ночевкой. Брать с собой целый выводок ежат было неловко, и пришлось оставить их на попечении моей сестры. На прощанье я еще раз напомнил ей о прожорливости ежат и наказал, чтобы она ни под каким видом не давала им больше чем по одной бутылочке - пусть хоть испищатся до хрипоты.

Как будто я не знал свою родную сестру!

На следующее утро, когда я вернулся и спросил, как там мои ежата, она посмотрела на меня как на детоубийцу. Она заявила, что я приговорил бедных крошек к медленной и мучительной смерти от голода. Жуткое предчувствие сжало мне сердце, и я спросил, поскольку бутылочек она скармливала им за раз. По четыре, заявила она, и просто любо поглядеть, какие они стали гладенькие и полненькие. Да уж, полненькие, спору нет. Животики у них так раздулись, что лапки даже не доставали до земли. Они были похожи на немыслимые колючие футбольные мячики, к которым по ошибке прилепили четыре лапки и рыльце. Как я ни бился, ничего поделать не мог - все они погибли за одни сутки от острого воспаления кишечника. Сестра, конечно, горевала больше всех, но я подозреваю, что она заметила, с каким неприступным видом я слушал ее покаянные рыдания, и поняла одно: больше никогда в жизни я не доверю ей своих питомцев.