Золотые крыланы и розовые голуби - читать онлайн книгу. Автор: Джеральд Даррелл cтр.№ 21

Через час Джон проснулся и объявил, что хочет есть.

— Съем-ка я бутербродик-другой, — сказал он. — Вынь сюда, если не трудно.

Я включил фонарь, посветил в угол, где помещалась наша провиантская база, и опешил: гигантские улитки, которых мы так старательно выдворяли из лачуги, прокрались обратно и, облепив янтарной грудой бутерброды, с явным наслаждением поедали хлеб. В роли подстрекательницы и соучастницы выступала небольшая крыса с блестящим серым мехом, белыми лапками и пышными черными усами. Улитки ничуть не испугались света и продолжали уписывать наш ужин, но у крысы нервы оказались послабее. Когда луч упал на нее, она замерла на секунду — только усы трепетали да глаза беспокойно вращались, — потом с пронзительным писком повернула кругом и метнулась ко мне под одеяло, явно посчитав мою постель безопасным пристанищем. Пришлось разобрать все ложе, чтобы изгнать ее оттуда. Выставив крысу из лачуги в лес, я отнял у улиток остатки бутербродов и, пока Джон выбирал наименее пострадавшие и сколько-нибудь пригодные в пищу, снова отправил улиток на дальний конец прогалины. Через час с небольшим Джон опять проснулся и заявил, что все еще хочет есть.

— Не может этого быть, — возразил я. — Ты ел всего час назад.

— Ел, что осталось после улиток, — обиженно сказал Джон. — Но ведь у нас еще должно быть печенье. Печенье и чашка чая — это то, что надо!

Я вздохнул, включил фонарь и с удивлением обнаружил на нашем камбузе прежнюю сцену. Улитки приползли назад и уплетали печенье, и моя серая подружка была тут же. Снова луч света заставил крысу с истерическим воплем кинуться к моей постели, причем на сей раз она явно заключила, что, чем ближе ко мне, тем безопаснее, и попыталась протиснуться в мою штанину. Я решительно изгнал ее в лес, вышвырнул следом улиток и перенес остатки наших припасов к Джонову ложу. Пусть теперь он поближе познакомится с крысой… Понятно, после всех этих приключений нам уже было не до сна, и мы сели дожидаться утра, перебрасываясь отрывочными репликами. Перед самым рассветом мы услышали, как Энн пробирается к нам через лес.

— Поймали что-нибудь? — спросила она, подойдя к лачуге.

— Ничего, — ответил я, — если не считать улиток и крысу. Может быть, еще что-нибудь добудем, когда рассветет.

Постепенно небо приобрело лимонный оттенок, свет прибывал с каждой минутой, мы покинули нашу изъеденную улитками обитель и спустились к деревьям по соседству с сетями.

— Не могу понять, почему они не прилетают, — сказал я. — Запах этого окаянного джака наверно в Чикаго слышно!

— А я знаю, в чем дело, — отозвался Джон. — Я думаю… Однако нам так и не привелось услышать, что думал Джон, потому что он наклонился вперед, напряженно всматриваясь.

— Что это? — показал он рукой. — Там что-то попало в сеть. Уж не крылан ли?

Мы дружно уставились на прогалину, где тонкие как паутина сети совершенно терялись на фоне деревьев и теней.

— Точно! — взволнованно подхватила Энн. — Я тоже вижу. Конечно, крылан.

— Похоже, вы правы, — сказал я. — Но каким образом, черт возьми, ухитрился он попасть в ловушку так, что мы ничего не заметили?

В эту минуту над прогалиной возник крылан, произвел быструю и осторожную разведку и удалился, позволив нам установить, во-первых, что полет этих рукокрылых абсолютно бесшумен, и, во-вторых, что сверху, где стояла наша лачуга, мы бы его никак не увидели: стоило крылану опуститься над прогалиной, как его тотчас поглотили неровные тени.

К этому времени стало совсем светло, и мы с волнением обнаружили, что в сетях застрял не один, а целый десяток крыланов. Наш восторг не поддается описанию, ведь, по чести говоря, мы почти не надеялись на успех.

Крыланы висели неподвижно, не бились и не вырывались, и мы решили не снимать их с сети; подождем немного — может быть, поймается еще несколько штук. В последующие полчаса на прогалину залетал не один крылан, но они были слишком осторожны и держались слишком высоко, чтобы запутаться в тенетах. В конце концов, понимая, что больше улова не предвидится, мы приготовили корзинки и стали выбирать добычу из ячеи.

Первым делом, мы определили пол крыланов. И с досадой установили, что попались одни самцы. Вблизи они были еще красивее: спина — яркого каштаново-рыжевого оттенка, плечи и живот переливаются золотой рябью, мягкие, словно замша, тонкие крылья — угольно-черные. Пухлые золотистые мордочки с соломенно-желтыми глазами делали их похожими на сердитых игрушечных мишек с крыльями. Мелкая ячея сделала свое — крылья основательно запутались, и, истратив попусту четверть часа на попытку освободить одно крыло, мы сдались и стали просто разрезать сеть. Естественно, мы соблюдали предельную осторожность, чтобы не повредить нежные крыловые перепонки, да и сети старались не кромсать без нужды.

Это была нелегкая работа, тем более что негодующие крыланы при малейшей возможности вонзали в замешкавшийся палец острые, как иголка, зубы. Все же мы высвободили их без чрезмерного ущерба для сетей и разместили в корзиночках по одному. После чего нас еще ожидал кропотливый труд по починке и развешиванию сетей.

Тут подошли и оба наших помощника из лесничества, чтобы принять дневное дежурство. Они от души посмеялись, слушая наш рассказ о том, как обошлись с лачугой брюхоногие любители бутербродов, после чего приступили к ее ремонту, а мы, пообещав вернуться вечером, с торжеством повезли свою добычу в Порт-Матурин.

Городская школа великодушно предоставила в наше распоряжение новехонькое классное помещение площадью три на шесть метров, еще не освоенное жадными до знаний юными островитянами. Мы заключили, что свежепокрашенный и нарядно убранный класс как нельзя лучше подходит для содержания крыланов, набросали на пол ветки и развесили проволочные подносы для привезенного с Маврикия множества фруктов. Решили предоставить самцам свободно летать по классу, а самок, когда поймаем, держать в корзинках. Не желая прослыть женоненавистником, спешу уточнить, что кажущаяся дискриминация всецело объяснялась тем, что самки были для нас несравненно ценнее самцов и мы приготовились беречь их как зеницу ока.

В конце дня мы возвратились на прогалину к нашим двум верным помощникам, сторожившим крыланов, и в свете угасающей зари взобрались на утес, с которого было видно колонию. В целом крыланы вели себя спокойно, хотя сон их временами прерывался и они весьма проворно меняли положение, ловко цепляясь за ветки когтистыми пальцами. Иногда то один, то другой из них снимался с дерева и вяло летал по кругу, чтобы затем вернуться на старое место или повиснуть на другой ветке. Царила почти полная тишина; лишь изредка завязывалась перебранка, когда какой-нибудь крылан случайно начинал теснить спящего сородича.

Впрочем, был в колонии один отнюдь не тихий экземпляр — толстый детеныш, которого мы нарекли Эмброузом. Мамаша не желала больше выкармливать его, а Эмброуза это никак не устраивало. Хотя детеныш размерами почти сравнялся с родительницей, он считал себя вправе по-прежнему висеть на ней и сосать материнское молоко, когда вздумается. И так как мамаша твердо стояла на своем, Эмброуз изливал свое негодование в отвратительных капризных звуках. Визжа и пища, он гонял злосчастную родительницу с ветки на ветку, норовя зацепиться за нее передними конечностями, и после каждой неудачной попытки давал выход своей досаде в злобных криках. Безобразный концерт прерывался лишь в те минуты, когда мамаша, не выдержав нервного напряжения, снималась с ветки и перелетала на другое дерево. Тут Эмброуз поневоле смолкал на короткое время, потому что все силы его уходили на то, чтобы собраться с духом и лететь следом за ней. В конце концов он настигал родительницу и, передохнув, снова принимался визжать и вязаться к ней.